– Что же здесь удивительного, дорогой Яков? – отвечала ему Изабель. – Случись на вашем месте другой народ – многие помогали бы и ему. Да и потом… должники мы перед вами…

– Не привыкли мы к такому вниманию… Поймите меня правильно, драгоценная мадемуазель де Лоранс.

– Я понимаю, Яков, понимаю, о чём вы говорите. Однако стоит ли помнить о таких днях? Ведь теперь мы вместе с вами. Я верю, что придёт время, когда вашим недругам станет стыдно за своё безрассудство.

– Несомненно, придёт, – устало соглашался второй мужчина, внимательно вслушивающийся в беседу Якова и Изабель. – Только я думаю, что неспроста творится сейчас всё это беззаконие. Что-то потом после него будет.

– Что именно?

– Не знаю, но после будет великое утешение евреям. Если древние пророчества сбывались до сих пор, то продолжат сбываться и в будущем. Мы должны жить верой. Видно, близко время огромных перемен, о которых молились наши отцы и молимся мы.

Морис, второй оставшийся под кровом Изабель путник, говорил медленно и с большим трудом. Он был сильно истощён и неизлечимо болен. Всё, что могла сделать для него Изабель – позволить ему спокойно завершить свой жизненный путь в её доме. Она понимала, что земные скитания для Мориса подошли к концу. Он тоже это понимал и безропотно мирился со своей судьбой. К началу декабря Морис скончался, и Изабель, оплакав его, погрузилась в свои привычные хлопоты.

Это была уже вторая смерть, случившаяся на её глазах, и, увы, не последняя. Спустя несколько дней Изабель суждено было стать свидетельницей очередной уличной перестрелки между солдатами СС и бойцами Сопротивления, в результате которой погиб Гюстав и ещё двое бойцов из отряда Себастьяна Бешама.

– Они едва нас всех не подставили! – возмущался Себастьян, объясняя Изабель этот никому не нужный безумный шаг. – Придумать такое: втроём на отряд эсэсовцев!

– И зачем это?

– Гестапо арестовало на днях наших ребят из Гренобля, эти трое вознамерились их освободить… Сама видишь, что из этого вышло.

– Почему же руководство их не остановило?.. Где же ваша скоординированность?

– Где… Разве не бывает так, что каждый решает сам? Помнишь, скольких людей ты отправила через границу вопреки моим советам? И все случаи оказались удачными. Далеко не всегда можно скоординировать чужие действия и дать правильный совет. Да и потом, далеко не всегда можно просчитать каждый шаг, жизнь – не аптечные весы. Будь осторожна, Изабель, в бывшей итальянской зоне вместе с депортированными были арестованы и сотрудники ОЗЕ.

– Мне это известно.

– Откуда?

– Арно сказал ещё в сентябре. Он сказал также, что в Лионе находится человек от центра, координирующий и направляющий наши действия. Ему ведомы все наши тайные пути переправки, и он часто помогает в размещении беженцев через третьих лиц. Ты знаком с ним?

– Не думаю, что ему ведомы абсолютно все наши тайные пути, особенно твои. Даже я их не знаю. Он организует борьбу Сопротивления, на него возложена очень сложная задача. Я знаю его в лицо и даже знаю его имя, правда, не уверен, что оно подлинное. Он здесь с начала сорок первого. Я не могу сказать тебе, кто он, но полагаю, ты сильно удивишься, если узнаешь, кто этот человек.

Изабель промолчала – она научилась не задавать лишних вопросов и решила, как всегда, «дать времени время».

Незадолго до рождества в Лион вернулась Мари. Её миссия на Корсике была выполнена – она сделала, что смогла и теперь готовилась возобновить прерванную деятельность под началом Изабель. Последняя поселила подругу у себя и в течение двух недель строго следила за поправкой её здоровья, ибо Мари сильно сдала за прошедшие месяцы и выглядела неимоверно уставшей и больной. Она сильно сокрушалась по поводу облав и невозможности их избежать. Случалось, что она не спала сутки напролёт и сама едва не угодила в гестапо.