– Где остальные документы? – человек в штатском раздражён.
– Какие? – картинно недоумевает Звягинцев.
– Зря вы так, найдём всё до последней бумажки.
В коридоре секретарша Катя. Она то подбегает к двери, не решаясь войти, то отходит, напугана и не знает, как лучше поступить. Затем спускается вниз к охраннику, томящемуся у входа.
– Дай закурить.
– Что у вас там происходит? – спрашивает охранник, протягивая пачку. – Вроде, на бандюков не похожи.
– Ты зачем их пропустил? Даже шефу не сообщил.
– Дык в нос корочки сунули и молчать велели.
– Зачем вы тут стоите, для мебели что ли?
– Дык власть же! Как ослушаться?
– «Дык-тык», – бесится Катя, – мы не рабы, рабы не мы.
Открывается дверь, входит посетитель – вальяжный, мягкая походка, дорогой костюм, седая грива волос и лицо человека, исполненное благодушия и сытости.
Охранник перегораживает вход:
– Нельзя.
– Мне – можно. Вы Катя? – смотрит на секретаршу.
– Да.
Человек в дорогом костюме наклоняется к ней, что-то шепчет на ухо.
– Пропусти, – говорит Катя охраннику.
В приёмной человек в штатском и молчаливые «маски» обыскивают стол секретарши Кати. Сергей и Рахиль наблюдают за ними. Распахивается с шумом дверь, «вплывает» вальяжный и седовласый господин.
– Добрый день, господа. Разрешите представиться: Доброхотов Валерий Иванович, член московской коллегии адвокатов, вот мои полномочия, дающие возможность отстаивать интересы господина Звягинцева, – протягивает документы человеку в штатском, – что тут происходит? Вы имеете, не сомневаюсь, зафиксированные на бумаге и снабжённые нужными подписями бумаги, дающие право на присутствие в данном помещении и проведение обыска, не так ли?
Понятное дело, никаких документов не оказалось, Доброхотов широким жестом, изобразив на лице самую благодушную из имеющихся в его запасе улыбок, теснит к выходу человека в штатском и его эскорт молчаливых масок:
– Заходите, заходите, всегда рады вас видеть. Только уж не забудьте необходимые для вторжения в частную жизнь господина Звягинцева документики. Всего вам самого наилучшего, – нет и тени издёвки в словах адвоката, однако, человек в штатском бледен от ярости.
Оставшись одни, присутствующие несколько мгновений молчат, потом Рахиль произносит:
– Ха! Как я их раскусила!
– Что это было? – Сергей явно растерян. – Откуда вы, Валерий Иванович, узнали?
– Ну, Серёжа, уж не обижайтесь, тюфяк вы однако, ваша жена права! В туалет-то я зачем просилась, а?!
Валерий Иванович галантно изгибается поцеловать ручку Рахили, стискивает в крепком рукопожатии безвольную ладонь Сергея. И был таков.
Интерьер.
Квартира Егора Букашкина. Кухня. На столе рядком выставлены хрустальные стопки, наполненные водкой. Методично, сосредоточенно Егор выпивает содержимое. Когда все рюмки опорожнены, он вновь наливает из бутылки – с первой до последней, тринадцатой. Из глубины квартиры несётся музыка, включённая «на полную катушку». Чуть подрагивают стёкла кухонного окна. Рука Егора, поднимающая стопку, тоже подрагивает как будто бы в такт. Егор с трудом встаёт, пошатываясь от стены до стены, проходит в комнату, где стоит шкаф, раскрывает дверцы, достаёт коробку из-под обуви, открывает. Там лежит, завёрнутый в вафельное полотенце пистолет. Егор гладит оружие дрожащей рукой, приговаривает:
– Приговор привести в исполнение.
Возвращается в кухню, допивает водку. Целится в рюмки, стоящие на столе:
– Пли! – раздаётся выстрел. – Раз!
Рюмка взвивается осколками.
– Пли! Два! Пли! Три! Пли! Четыре! – так, приговаривая, стреляет шесть раз, но на шестой рюмке он произносит цифру семь. Только шесть стопок «расстрелял».