В январе, узнав из объявления о наборе на курсы рулевых-мотористов, я сразу зашёл в отдел кадров судоремонтного завода. Мне было только семнадцать лет и мне вначале отказали; я их уговаривал, убеждал, говорил, что без флота не вижу смысла в жизни, но главный аргументом у меня стал мой день рождения. Через три месяца, как раз к окончанию курсов, мне исполнялось восемнадцать лет. Взяли! Три месяца, изо дня в день мы постигали флотские науки: устройство судов, общую лоцию, спецлоцию, двигатели внутреннего сгорания (д. в. с.). Нас учили, как вязать узлы, как на жёстком швартовом конце заплести «гашу», связать из пеньки коврик и сделать швабру, ну и т. д.

Мне всё это было интересно, и эти три месяца обучения пролетели как один миг. Экзамены я сдал на «отлично» и с трепетом и надеждой ждал распределения по судам. В те годы по Иртышу ещё ходили пароходы колёсники, работающие на мазуте, это было, конечно, интересно, но мы учились на теплоходы, а шлёпающие плицами по воде пароходы казались нам мамонтами, доживающими свой век, что так на самом деле и было.

По распределению я попал на самоходку имени разведчика «Кузнецова», она была нового проекта, с хорошими условиями проживания, с тремя глубокими трюмами, закрытыми громадными крышками на рельсах, и грузоподъёмностью до тысячи тонн. Это сейчас я понимаю, что посудинка была так себе, но в ту пору она казалась мне белым лебедем, мечтой. Ну а пока мы стоим в затоне, заканчиваем покраску судна, главные дизеля давно готовы, дизель-генератор тоже – всё на «товсь».

И вот первая стояночная вахта, первая ночь на судне, и я не могу надышаться флотскими запахами. Это запах воды, свежей краски, запах механизмов, соляры, машинного масла. Каюты и кубрики тоже пахнут совсем не так, как комнаты в обыкновенном доме. В дальнейшей своей жизни я узнаю про запахи моря, солёной воды, йода, узнаю, как в разное время и по-разному пахнет, морской ветер. Познакомлюсь с сейнерами, траулерами, где царит неистребимый, специфический запах рыбы, попавших в трал морских водорослей, специй для посола рыбы. Всё это вместе взятое образует такой «букет» запахов, что не каждому придётся по душе. Все эти познания придут ко мне гораздо позже, а пока – я только что испеченный рулевой-моторист речного флота, и у меня первая в жизни навигация.

На самоходке занимаю каюту по левому борту, она хоть и двухместная, но жить придётся одному. Это для меня не столь важно, потому что торчать в каюте я не собираюсь. В машинном отделении, на палубе, на мостике в рубке столько интересного, что я боюсь что-то пропустить, чего-то не увидеть. Всё же здорово на судне: спешить никуда не нужно, тебя и разбудят вовремя, и накормят, десяток шагов по трапу вниз – и ты в машинном отделении, два десятка ступенек вверх – и ты на ходовом мостике, где вахтенный начальник скажет тебе, что нужно делать, а чего нельзя и вовсе делать. Он же и «фитиля» вставит, ежели что, может иногда и похвалить, но это маловероятно.

Завтра с утра у нас ходовые испытания, и команда уже ночует на судне, мне было велено затопить судовой котёл и вскоре в каютах стало тепло как в Ташкенте, хотя я там никогда не бывал. Набегавшись за день, я прилёг в своей каюте на минутку, а проснулся только утром, парни не стали меня будить ночью, сами подбросили уголька в топку, и до утра тепла хватило.

Поутру не успели мы чайку глотнуть, пришёл РБТ, это рейдовый буксирный теплоход ледокольного типа, он обкалывает корпус, ото льда освобождая, от ледяной чаши. Винты и рули свободны, их ещё зимой выморозили, освободили ото льда. Пока буксир тянет нас к выходу из затона, мы прогреваем дизеля, проворачиваем валовую линию, потом подрабатывая винтами, проверяем рули, после чего отдаём буксир и даём свой ход. Прощай затон до осени, а мы сейчас пробежимся на полном ходу, ещё раз всё проверим и пойдём в грузовой порт.