Я проработал с лета и до нового года, когда школьное начальство, спохватившись, опять не отправило меня в школу, в шестой класс. Как ни странно, но учебный год я окончил вполне прилично, хотя в отличие от многих детей ходил в школу в рыжем старом ватнике, именуемом «фуфайкой», и кирзовых сапогах с тетрадкой для всех предметов за голенищем.

Если я и учился более-менее прилично, то моё поведение было, как говорят, ниже плинтуса и оставляло желать лучшего. Я мог спокойно встать посреди урока и направиться к дверям, а если учительница спрашивала, куда я, спокойно отвечал, что иду покурить. Меня вызвали с мамой на педсовет, где и сообщили, что у меня нет совести, что такие, как я развалили некогда прекрасную школу, что другие пацаны, глядя на меня, теперь ходят вразвалку, как я, слова цедят сквозь зубы, бьют друг другу морды, уходят с уроков, ну и т. д.

Справедливые упрёки учителей меня мало трогали, но мамины слёзы я не мог себе простить и твёрдо встал на трудный путь исправления. Исправляться всегда труднее, это как будто ты серьёзно заболел, а потом вдруг стал медленно и тяжело выздоравливать. Помогла мне в этом моя первая любовь, девочка Люся, от неё я тоже получил ультиматум – или я стану опять нормальным, и мы будем по-прежнему дружить, или остаюсь приблатнёным дураком и забываю даже, как её звать. Ей и невдомёк было, что это я из-за неё и ради неё ухорезил и хулиганил и, что именно ей я посвятил эти строки:

Увы, не суждено было быть нам вместе, а детские мечты стали воспоминаниями. Как бы то ни было, но шестой класс я окончил без троек, несмотря даже на то, что вернулся в школу после нового года. Усмирила меня Люся, успокоила, а я рад был и даже временами счастлив.

Время шло, я повзрослел, также работал, в меру хулиганил, помогал маме, чем и как мог. Всё шло вроде бы хорошо, но мне стало тесно в нашем посёлке: я с детства запоем читал книги о путешествиях, дальних странах, больших городах, о морях и океанах. Однажды запавшая мысль об отъезде не давала мне покоя, я спал и грезил наяву, это стало для меня навязчивой идеей и чуть ли – не паранойей. Мне снились парусники Станюковича, тропические острова, О*Генри, пятнадцать томов Джека Лондона я зачитал до дыр, Жюль Верн, Герберт Уэллс, Беляев, и многие другие. Книги доводили меня почти до сумасшествия, они из друзей стали превращаться во врагов, такого потока информации, моя бедная голова не могла усвоить, нужна была перемена не только образа жизни, но и мышления. Мне срочно нужно было посмотреть на мир своими, но уже другими глазами. Мама с тревогой наблюдала за моими терзаниями и однажды объявила мне то, о чём я не решался ей сказать сам: «Ладно уж, сынок, не мучайся, лети, ищи свою дорогу и судьбу». Это и было материнское благословение.

Когда мне исполнилось шестнадцать лет, я, получив паспорт, решил, что мне пора начать самостоятельную жизнь, и с этого момента у меня и началась совершенно другая до сих пор незнакомая мне жизнь, было в той новой жизни интересно и скучно, весело и грустно, страшно и больно, но всё это и было, тем, что мы называем жизнью, обо всём этом и пойдёт дальше речь.

Был у меня верный друг и союзник, Вовка Тонышев, он был на год старше меня, и мне не составило особого труда уговорить его на новую, неизвестную пока жизнь. Его маман препятствий чинить не стала и с лёгкой душой и материнским благословением выпроводила сына искать свою судьбу и места под солнцем, впрочем, как и моя же. Мир большой, но мы поехали в город Павлодар, где в то время находился мой отчим, освободившийся по УДО, и было много строительства как промышленного, так и жилого фонда со всей инфраструктурой. Да, работы было много, но двух деревенских пацанов 16 и 17 лет на работу брать никто не желал – своих городских малолеток из бедных семей, да и просто не желавших постигать науки за партой, было немало.