– Нигде, вот.

Тут Катька рассердила Миньку еще больше: она показала ему толстый красный язык.

– Рыжая! – не вытерпел он.

Катька уже думала, чем ответить Миньке, но быстро у нее ничего не придумалось, а тут-то как раз и появился Стасик.

Оба направились за амбары, подальше от Катьки.

– Ну? Была у тебя взбучка? – спросил Минька.

– Не-е!

– А про дом? Никому не сказал?

Стасик помотал головой и произнес:

– Только папке.

– Козел!

– Я ведь немножко… сказал-то…

– Немножко! И немножко не надо было. – Минька стал думать. – Знаешь чего?

– Чего?..

Катька высунулась из-за угла. Она хотела подслушать, что говорили мальчики. Минька отвернулся.

Наконец-то она убежала!

Минька задумчиво наблюдал за облаками. Они медленно двигались по синему небу. В траве гудели шмели.

– Пойдем на завод?

– Ура! – закричал Стасик.

– Тише! Вон опять высунулась. Катька, ты русские слова понимаешь?

Катька запела «Стасю-карасю» и убежала опять.

– Побожись, что реветь не будешь, – сказал Минька.

Стасик побожился, но вдруг вздохнул:

– Искать будут…

– Не будут. Пусть думают, что мы в пионерлагере. Помнишь, Сергей Михайлович при ходил? Чай пил у Лилиной матери.

– Ну?

– Пусть он за нами приходил. Записывать на вторую смену.

– Ух, Миня! А обедать как?

– Ухи наудим.

– Хлеба с собой возьмем.

– А картошки? Вон сколько осталось в яме! Наберем рюкзак – и айда.

– Давай еще Хомутова, – предложил Стасик.

– Давай.

Пошли к Хомутову.

У Миньки хоть был отец, он жил в леспромхозе и присылал деньги. У Хомутова и такого не было. Да и мать Хомутова жила где-то далеко-далеко и сюда не ездила. Его с грудного возраста воспитывала бабка Клювиха. Как привезли маленького, так больше и не увозили. Теперь Хомутов вырос, и бабка его часто ругала. За что? Она, может, и сама не знала. Правда, учился-то Хомутов неважно, его даже оставили на осень по русскому. Тут, конечно, он сам виноват. Но разве бабка за это его ругала?

Сегодня она опять не дала Хомутову поспать. Разбудила и велела полоть капусту. Хомутов поел простокваши, потом ему пришлось идти в огород. Бабка уже тут. Она надела на руку тонкую рукавицу и так полола капусту. Хомутов не захотел летом в рукавице, поэтому сразу обжегся крапивой.

Грядка была длиннющая. Стало жарко, и Хомутову захотелось купаться, еще больше хотелось ему к Миньке и Стасику.

– Баб, пусти купаться, – канючил он.

– Дело сделай да и бежи, – спокойно сказала бабка.

«Такую грядку и до вечера не прополешь», – подумалось Хомутову.

Он опять начал дергать сорную траву и бросать ее в борозду. Комочек сухой земли упал прямо под нос. Хомутов оглянулся. Минька и Стасик выглядывали из-за огорода и делали ему знаки.

– Опять вы, бусурманы? – сразу закричала Клювиха. – Сейчас уши-то надеру.

– Давай поможем, она его и отпустит, – шепнул Минька Стасику.

– Мы, бабушка, тоже будем! – крикнул Стасик.

Клювиха разогнула горбатую спину. Она не ожидала такого оборота.

– Ладно уж… Я и сама выполю. Пусть бежит.

– Нет, мы сделаем! – Минька уже перелезал огород.

– Только рассаду-то не выдергивайте, – сказала бабка.

Она была очень довольна.

Минька разделил Хомутовскую грядку на три равные части и начал полоть с одного конца. Стасик и Хомутов – с другого. Они пололи капусту больше часа, наконец последняя Крапивина полетела в борозду! Ровные капустные рядки зеленели на черной свежей земле. Бабка поглядела работу и похвалила:

– Вот добро. Экие молодцы! Ну, бегите, бегите…

Минька, Стасик и Хомутов припустили к речке.

Хомутов уже начал на ходу снимать штаны, но Минька остановился и сказал:

– Знаешь чего?

Хомутов ничего не знал.

– Пойдешь с нами жить? – спросил Минька, но Хомутов молчал, насупившись. Он вообще не любил говорить.