Помню свои острые ощущения от «Руслана и Людмилы» Пушкина (лет в 7). Эти страхи от ужасного Черномора. Невероятно яркое, ни с чем несравнимое впечатление осталось от сборника немецких сказок Т. Габбе «По дорогам сказки». Она составила (и пересказала) идеальный вариант книги сказочной фантастики для тех лет.
А бум в 1960‐е годы «Волшебника Изумрудного города» в пересказе А. Волкова? Рядом с привычным обычным миром жизни ребенок видит вход в параллельный мир чудес, тайн и открытий. Где нет детских обид и страхов и все всегда кончается счастливо. Волшебный радужный пузырь параллельного мира, куда всегда можно спастись от своих бед и трагедий, окунувшись с головой и напрочь забывая реальность. И этим ее отменяя вместе со всеми страхами.
Потом для нас, поколения детей 1950‐х – 1 960‐х годов, приходили «Таинственный остров» Жюля Верна и «Старик Хоттабыч» Лазаря Лагина, да много чего еще. Чтение и должно быть беспорядочным. Подсознание само выберет что надо. Душа питалась книжными мечтами и чудесами, возрастала в борениях с самой собой и враждебным любому читателю миром.
Как же у нас тогда – в эпоху великого советского читателя – любили и обожали книгу! Это был какой-то морок, фантасмагория, наркозависимость! Любили как мать, жену, боевую подругу… С чувством, нежно и почти истерично, вдыхая в нее свою жизнь, любовь и ненависть. Даже самые мертвые листы убогой писанины самых бесталанных авторов слегка оживали, когда читатели находили в них свои жемчужные зерна (кои автор и не вкладывал). Эзопов язык, странные аллюзии, модные слухи о том и сем – все это волновало кровь и ум искушенного советского читателя, готового ночами стоять в очереди на подписку какого-нибудь Станюковича. Авторы на встречах с писателями ошалевали от моря читательской любви и того, что, оказывается, они вложили в свои книги. Чаще всего они ни сном ни духом об этом и не думали и даже не подозревали. Волна читательской любви поднялась настолько высоко в 1970‐е – 1980‐е годы, что казалось, этот Эверест будет стоять вечно. Ан нет!
Но алгоритм читательской жизни советских детей и подростков (той поздней советской эпохи) был иным, чем у предыдущих и последующих поколений. Знаковыми и питательными стали совершенно другие книги. Скорость изменений в развитии поколения чудовищно нарастает. Сами типы книг быстро меняются. Стоит только понимать, что если вокруг ребенка нет живой яркой насыщенной жизни с природой, людьми, своей семьей – то никакие книги душу его питать не смогут. Развитие будет ущербным. Для жизни нужна хорошая почва.
Ну и этническая составляющая важна. «На редьке ананас не вырастет». Сказки «Тысячи и одной ночи», не адаптированные для европейцев, нам невероятно скучны и однообразны. Вряд ли их активно читают сейчас и на Востоке… Значительная часть мировой литературной классики просто умерла для нас. Да и то, что осталось, мы воспринимаем совсем не так, как в эпоху ее появления на свет божий или в эпоху ее бурного расцвета. Ни вкуса, ни цвета, ни запаха жизни – засушенный цветок между книжных листов!
Но вся история мировой литературы XVIII–XX веков – это история взросления читателя. Неважно, что многие из этих веховых книг во время своего появления были книгами для взрослых, а не для детей и подростков. Значит, читательское восприятие книги тогда было именно таким – остронаивным и впечатлительно-доверчивым. Стало быть, эмоций и чувств у взрослого человека тогда (веке в XVIII) было столько же, сколько сейчас у 12‐летнего подростка.
Взрослые писатели XIX века стали в XX веке иногда писателями для детей. Условно говоря, чтобы войти в современную литературу, читателю XX века надо было пройти школу чтения сперва Пушкина и Лермонтова, затем Гоголя и Тургенева, Льва Толстого и Чехова…; и наконец – прорваться в молодости в XX век с его хитами модерна: А. Белым и М. Прустом, М. Булгаковым и Э. Хемингуэем. Увлечься детективами любого разряда и фантастикой Стругацких.