– Анну? А что толку? Она же к Антону ушла… Если бы так бросила… Антон парень хороший, она с ним не пропадет… Знаешь, если честно – есть она, нет – всё равно. Я только помню, что от неё пахло всегда розовым кремом…»

«Каролюс поселился на этом склоне. Полный всегда цветов и солнца – я жалел, что не нашел его раньше. Он спал там. Трава зеленая на тысячи оттенков шелестела вокруг него колыбельной, летали бабочки, две из них сидели в темных волосах, будто он и вправду их приручил, будто они его телохранительницы; в небе, огромном, как купол храма в романском стиле, кружила птица. Я наклонился над ним, спящим святым, и почувствовал запах роз, еле уловимый тогда; «Каролюс» позвал, он открыл глаза; распахнул; и небо отразилось в них, как в огромной ясной луже – его карие глаза стали голубыми – жутковато. Он был испуган и восхищен: «Люэс, о, какой мне приснился сон!» Ему приснилось огромное поле роз, море роз; «понимаешь, Люэс, таких прекрасных, и ни одна не похожа на другую; к ним бежали со всего мира, со всех миров реки роз – и в центре всего стояла башня, огромная, темная; немного похожая на наш маяк, будто он – часть Её, этой башни… И это было так красиво!» Он прижал мою ладонь к своей груди, и я слышал, как толкало его сердце, красивое, как любая роза, кровь, реки крови…»

А потом вдруг пошли дожди. Вот это была жопа. Начался Апокалипсис. Мы с Каролюсом успели втащить в домик «буржуйку» при виде туч на горизонте. Марк Аврелий порубил сухую березку на окраине огорода. Мы занесли дрова, посуду, запас грибов, и хлынул дождь. От ветра скрипели стены. На реку в окно было страшно взглянуть. С первых капель потекла крыша. Как мы об этом не подумали в ясные дни – не подумали, и всё. Каролюс принес с подпола два ржавых ведра, и они спасали нам жизнь – мы выливали их за крыльцо; по нужде бегали на улицу в воду и размокшую землю. Но что делать, когда дождь идет и идет? Тут и я потерял счет дням, как потраченным деньгам. В первую же ночь для поднятия духа мы пели у «буржуйки» песни, пригодилась Аврелевая тщательно сберегаемая «охотничья газировка» – пиво, водка, шампанское, коньяк и какое-то белое вино. Черт! и я по привычке куда-то упал… Я спал и вновь видел Джастин, она же стояла на берегу реки, почему-то со скрипкой на плече, в той черной юбке с подсолнухами, туфли на высоких каблуках – в которых я встретил её весной… Она сказала «Люэс» и сердце мое пошло трещиной, как от молнии, и стала играть. Ветер подхватил её волосы, и она была похожа на Деву Марию, которую Каролюс нашел на мансарде на какой-то там день дождя…

Я влез на мансарду вслед за ним. Она была высокой, с меня почти, Марк Аврелий ждал своей очереди открытий внизу, полна запаха дождя, трухлявости и мокриц. Я взвизгнул и чуть не упал, завидев первую. К концу дождя они расплодились и были просто повсюду…

– Каролюс, – сказал я, – ты здоров?

– Смотри, – он протянул мне полуразбитую иконку. – Какая красивая…

Я подумал «Джастин бы понравилось, она учится на реставратора, любит всякое старье», но промолчал, пожал плечами.

– Не знаю. Я не верю в Бога и не понимаю в искусстве.

Он слез с мансарды и забился в уголок посуше. Ко мне присоединился Марк Аврелий. Он надеялся на еще какие-нибудь книги – но здесь была такая влажность, как в субтропиках; и на патроны; я же ничего не искал. Всё само меня находит. Я откопал приемник. По всем романтическим канонам он должен был быть сломан, и я в поте лица и других частей тела чинил бы его до конца дождей – но он был цел и с японскими батарейками внутри – охренеть – вот это фарт. Я включил его, шипенье поползло по мансарде. Марк Аврелий лазил позади меня, длинные ноги в черных штанах и мокрой пыли; я сел и стал крутить настройку; но ничего не ловилось. «Закономерно» я вылез, как бы и совсем не расстроенный. Каролюс смотрел на огонь в «буржуйке» и пел что-то по-французски – учил его в школе, сказал, что это песенка о девочке, увидевшей сияние в небе, но в деревне никто ей не поверил, и она просит Бога забрать ее насовсем, раз такое дело, раз никто не верит, ее объявляют сумасшедшей, ведьмой, и сжигают – и вот она на небе – Бог исполнил ее желание. «Весело» сказал я и предложил играть в шарады. Я обожаю играть в шарады. С из-под-крышья слез Марк Аврелий, мы хлебнули «газировки», и я загадал Каролюсу изобразить «пьяного маркиза на охоте», а Марк Аврелий с удобством устроился разгадывать. Они чуть с ума не сошли. Я же помирал со смеху. Ну, ладно – пьяного, ну, на охоте – это Марк назвал в два счета; но на «маркизе» дошло до маразма: «смотри, вот король, а в конце барон; между ними – герцог, граф и…» Он попытался мне отомстить «кислым молоком»; я, правда, усомнился, может, простокваша. Хуже всех пришлось опять Каролюсу; как угадать во мне «чуму»? В итоге он отмахнулся – средневеково-заразная болезнь – «сифилис».