– Уходи отсюда! Уходи, отец, прошу, немедленно уходи!

Отец Петр знал, что могут убить. Знал, что намеренно искать смерти – тяжелый грех. Но перед ним несколько солдат с винтовками выгоняли из храма людей, среди которых были те, кого он исповедовал и причащал. Это его люди. Это его лавра. Он здесь учился, здесь служил. И отец Петр, сделав вид, что не слышит сына, проследовал к митрополичьим покоям. Недалеко от входа красноармейцы отбивались от нескольких голосящих баб и наконец начали теснить их к воротам. Женщины упорствовали, одна взялась рукой за ствол винтовки.

– Где твоя мать, ирод, или ее у тебя не было?

Красногвардеец стряхнул с винтовки руки женщины, слабые, посиневшие от холода. И нацелился штыком в грудь.

– Убить хочешь! Антихрист! – взвыла женщина.

Отец Петр в мгновение оказался между красногвардейцем и женщиной. Из-под платка смотрели выцветшие от горя глаза, в которых все же оставалась надежда. Красногвардеец, обнаружив перед собой священника, растерялся было, а затем приставил штык к его груди.

– Уходи, поп, еще поговорим с тобой.

Отец Петр воспользовался секундным замешательством.

– Не трогайте их, пусть молятся. Это все наше, русское. Вы сейчас на святом месте. Это все, что вас окружает, – память народа. Это ваша память.

Собралась небольшая толпа. Женщины стояли тут же, несколько поодаль, молились.

– Не гоните молящихся. У них теперь только и есть это место – помолиться Христу, попросить Его помощи. Да и сами-то вы – что делаете? Зачем разоряете святое место?

Выстрел грянул неожиданно. Один из красногвардейцев подошел сбоку и выстрелил отцу Петру в лицо. Пуля прошила шею.

А на площадях горели костры. От одного к другому бродили смурные голодные люди.

Отцу Философу стало известно о смерти отца Петра одному из первых. Скончался тот ночью. А отец Философ уже рассылал письма, говорил по телефону – организовывал защиту лавры. Петроград помнит те крестные ходы. Костры и свечи, свечи и костры. На торжествах прославления преподобного Серафима Саровского пение «Тебе Бога хвалим» неслось с невыразимой и, кажется, последней сладостью. Ангельское пение в морозном небе Петрограда во время крестных ходов, окруживших лавру, было чем-то новым. В нем звучали скорбь, торжество и победа.

Крестный ход семьи Орнатских шел к небу. Отец Философ – высокий, осанистый человек, напоминавший ветхозаветного патриарха, – обладал титанической работоспособностью. Он был поверенным по переписке отца Иоанна Кронштадтского с епископом Феофаном, Вышенским затворником. В предвоенные и военные годы руководил благотворительными обществами, цензурировал материал для нескольких журналов. Когда началась война, отец Философ предоставил свою квартиру под лазарет для раненых, а сам с семьей перебрался в скромное казенное помещение. Семья была большая. Старшие сыновья – воины. Словно знал, что квартира скоро не понадобится: ни ему, ни им. Брат отца Философа, тоже священник, отец Иоанн Орнатский, был женат на племяннице Иоанна Кронштадтского Анне. Это воспринималось в семье как особый дар от Кронштадтского батюшки, благоволившего к Орнатским. Отца Иоанна Орнатского расстреляют в 1937-м. Отца Философа – в августе 1918 года, в Кронштадте, ночью, на холодном ночном ветру.

Отпевание отца Петра Скипетрова проходило при знакомом зловещем освещении: пылали костры. Речь отца Философа тоже напоминала костер. Это было обличение большевиков и гимн мученику. Это было славословие Богу, воссылаемое от гонимых.

– Только вокруг храмов и соберется земля Русская. Не покидайте храмов, не забывайте храмы, русские люди!