Дверца коляски открылась, и оттуда вышел невысокий, худощавый и очень хорошо одетый человек – отец Иоанн. В этот момент толпа ударила сзади, так что все трое – женщина, молодой господин и священник – оказались у ног отца Иоанна. А он чуть наклонился к ним, словно хотел поднять, погладил одновременно всех троих по головам. И, казалось, не только их, а всех, кто был сейчас на площади. Молодой господин еще не успел тогда разглядеть лица Пастыря. Они со священником в момент падения схватились за руки и теперь пытались подняться.

– Батюшка! – воскликнул священник, желая что-то объяснить.

– Помню, отец Михаил, скажу ему, – ответил Пастырь, словно вопрос был уже задан.

Затем обратился к кому-то рядом:

– Дайте рабе Божьей Марии мою булку, пусть хоть булку съест. – И затем добавил, уже обратившись к женщине: – Все равно не пускаю к причащению. Не бесчинствуй, Мария, не допускаю! Нельзя так причащаться – молитвы в тебе нет, и на исповеди не была.

Молодой господин уже не видел ни священника, ни Марии с булкой. А видел только лицо отца Иоанна, сиявшее ярче солнца.

– Благословение Божие на новое место, – раздалось как бы с неба. – И молебен, обязательно отслужите молебен святителю Николаю Чудотворцу.

Из глаз молодого господина потекли слезы.

– Господи, как же я жил раньше! Я же ничего не знал и не понимал! Благодарю Тебя за все!

Из толпы молодого господина вытащил отец Михаил. Держа его за руку и пробираясь в менее оживленное место, священник что-то рассказывал на ходу. Но молодой господин не слышал его, а думал о только что пережитом. Долетели лишь последние слова спутника:

– Его обвиняют в том, что носит дорогую одежду. А по мне, так и должно быть. Ведь священник – престол Божий, он жертвенник. А уж батюшка – воистину Христов алтарь. На нем все – Божие. Ему-то и не надо ничего. Знаете, как он ест? Мало, как дитя. Я видел.

И отец Михаил отправился по неотложному делу. А молодой господин, немного придя в себя, продолжил свой путь на службу. В ближайшее воскресенье он и его небольшая семья придут на исповедь в Андреевский собор.

Более всего на свете Пастырь ценил молитвенное и покаянное состояние духа. В его дневнике есть записи о том, что он ел, сколько спал, на кого повысил голос и у кого просил прощения. Спал он мало, часа три или четыре в день. Из еды употреблял совсем немного продуктов и часто укорял себя за то, что поел рыбы. Насущным хлебом для него были Святые Таинства, к которым отец Иоанн всегда тщательно готовился. Он стремился причащаться Святых Таин ежедневно.

Отец Иоанн Кронштадтский вел свой дневник многие годы. Этот дневник вполне уместно назвать непрестанной письменной молитвой. Больше всего в нем покаянных вздохов и хвалы Господу Христу. Однако это несомненное свидетельство того, как сила Божия совершается в немощи человеческой. В течение нескольких лет даже самые близкие отца Иоанна не подозревали о его тяжелом недуге, возникшем после ножевых ранений при покушении. Это было мученичество.

Кронштадтский пастырь воистину стал Божественной рукой, протянутой из столетия в столетие. В начале священнического служения отец Иоанн вел переписку с Феофаном, затворником Вышенским, одним из самых значительных духовных наставников девятнадцатого столетия. Позднее, до самой кончины святителя Феофана, этой перепиской будет ведать священномученик Философ Орнатский, духовное чадо и помощник отца Иоанна. Сам отец Философ стал духовным отцом для многих священников. Духовными чадами Кронштадтского пастыря были многие видные иерархи того времени. Можно сказать смело, что именно отец Иоанн Кронштадтский сформировал людей Церкви, выстоявшей во времена гонений. Митрополит Серафим (Чичагов), митрополит Вениамин (Казанский) и, конечно, Святейший Патриарх Тихон – все спрашивали совета у Кронштадтского протоиерея, ибо это воистину был Пастырь пастырей.