– Дуня… почтальонша…

То была первая убитая в Клушине, и дети не решались к ней подойти.

Ксения Герасимовна одёрнула на погибшей юбку и прикрыла ей платком лицо.

От конторы подбежали мужики, с ног до головы испачканные глиной, – видать, отлёживались в огороде, – подняли Дуню и унесли.

И тут все услышали плач, прерывистый, взахлёб, похожий на кудахтанье.

На чурбаке у школьного дровяного сарая сидела незнакомая девочка и горько плакала, прижимая кулаки к глазам.

Ребята окружили незнакомку.

– Ты кто такая? – спросила Ксения Герасимовна, присев на корточки.

Рыдания стали громче.

– Откуда ты, девочка?

Ксения Герасимовна сильно и умело отвела маленькие кулаки. Открылась рыжая пестрядь веснушек, на переносье сливающихся в одну сплошную веснушку. И понадобилось время, чтобы высмотреть нос кнопкой, круглые щёки, капризный рот и чёрные заплаканные глаза. Лицо девочки напоминало апельсин, в который на смех всунули два уголька. И дети сразу оценили это маленькое чудо.

– Вот это да-а! – восхитился Пузан. – Она пестрее Людки Былинкиной!

– Сравнил тоже! – подхватил чернявый, как жук, Пека Фрязин. – Людке до неё как до небес!

– Помолчите, ребята! – строго сказала Ксения Герасимовна. – Ты откуда, девочка?

– Мясоедовские мы, – по-взрослому ответила та.

– Как тебя звать?

– Настя.

– А фамилия?

– Жигалина.

– Постой, ты не предколхоза дочь?

– Ага!

– А как здесь очутилась?

– Меня мамка привела. К тёте Дуне жить.

– Дуня вам родная?

– Ага. Она тёти-Валина дочка.

– А где же твои родители?

– Папка в этом… ополчении, а мамка в госпитале.

Ксения Герасимовна чуть помолчала, что-то соображая внутри себя.

– Слезами горю не поможешь, – сказала она решительно. – Пойдём, будешь со мной жить…

Клушинскую школу перевели в колхозное правление. Сюда же переколотили школьную вывеску.

После уроков, когда ребята гуртом выкатились на улицу, Пузан предложил Пеке Фрязину:

– Эй, Жук, давай из новенькой «масло жмать»!

– Лучше из тебя «жмать», жиртрест! – огрызнулась Настя.

Ей бы помолчать: из новеньких всегда «масло жмут», и ничего страшного тут нет. Но её насмешка обозлила Пузана, а строптивость – Пеку Фрязина. И «жмать» её стали с излишним азартом.

– Да ну вас!.. Дураки!.. Пустите!.. – кричала Настя. – Да ну вас, черти паршивые!.. – В голосе её послышались слёзы.

Но её вопли лишь придали прыти «давильщикам»: они разбегались и враз сжимали девочку с боков. Настя захныкала.

И вдруг вместо податливого Настиного тела Пузан встретил чьё-то колючее плечо, ушибся о него рёбрами и отлетел в сторону.

– Ты чего?.. – пробормотал он обиженно, но сдачи не дал, ибо отличался миролюбивым нравом и задевал лишь тех, кто был слабее его.

А с Юркой Гагариным – известно – лучше не связываться. Вот Пека Фрязин попробовал – и распластался на земле. Вскочил, сжал кулаки – и снова запахал носом в грязь. И главное, Юрка не злится вовсе: губы улыбаются, глаза весёлые, блестящие и… опасные. А крепок он, как кленовый корешок. Нет, лучше с ним не связываться. Да и на кой она сдалась, эта конопатая плакса? И Пузан пошёл себе потихоньку прочь, а за ним, ругаясь и грозясь, ретировался отважный Фрязин.

– Не плачь, – сказал Юра девочке. – Они же в шутку.

Настя дёрнула носом раз-другой и успокоилась.

– Какой ты сильный! – сказала она восхищённо. – Здорово дал!

– Да это понарошку, – отмахнулся Юра.

Он глядел на её пёстрое черноглазое лицо, и ему было радостно. Он готов был сразиться за неё не только с робким Пузаном и задирой Фрязиным, а хоть со всем воинством гетмана Жолкевского.

– Слушай, – сказал Юра, не зная, чем одарить это дивное существо. – Ты видела «жилища богатырей»?