В основном люди, как заметил Дэн, здесь жили трудно, хотя разделения на богатых и бедных не было. Никто не жаловался, не выражал открыто своего недовольства, потому что, как думал Дэн, – боялись. Но почему-то президента уважали простые люди. Этого он понять не мог. Научившись за долгие годы общения с совершенно разными личностями, безошибочно различать сермяжную правду и откровенную ложь, Дэн видел, что диктатора любят. Он видел, что народ верит Серджио Дракачу и это вселяло в сердце червяк гложущего сомнения. Дэн всё чаще задавал себе вопрос – "Правильно ли я поступаю? Тем ли людям я помогаю? И не лучше ли мне было остаться дома?". – Сегодня эти тревожные мысли его не мучили, сегодня он решил забыть обо всём и просто расслабиться.

Выйдя из центра, Дэн направился к припаркованной недалеко от центрального входа машине. Дэн подошёл к багажнику и поставил сумку с покупками на асфальт. До его слуха донеслись звуки открывающихся дверей машины, стоящей позади него. Он на них не обращал внимания. А зря. К нему со спины быстро, словно в ускоренной съёмке, бесшумно приблизились в ботинках на каучуковой подошве четверо спортивного вида мужчин. Все в коротких кожаных куртках и синих широких джинсах. Круглые шары их голов обтягивали плотные коричневые чулки, полностью скрывающие индивидуальные особенности их внешности. Дальше всё произошло в мгновение ока. Синхронно, тренированными движениями двое из них схватили Дэна под руки, а третий шарахнул его по голове короткой тяжёлой дубинкой. Четвёртый бандит к тому времени, когда бесчувственное тело режиссёра запихнули в багажник его собственной машины, успел сесть за руль и завести мотор. Похитители уселись в салон и никем незамеченными уехали со стоянки.

Очнулся Дэн, сидящем на железном стуле с прикрученными к полу ножками, в комнате с белыми железными стенами в крупных заклёпках. Его руки, заведённые назад, сковывали наручники. Голова после удара почти не болела, лишь её правая часть до лба онемела и всё. Перед ним сидели двое человек за необычным столом, сделанным скорее всего на заказ. Такой письменный стол походил больше на парту с эргономическими индивидуальными вырезами для каждого сидящего за ней. Первый – худой мужчина и сидя выглядел высоким. Коротко остриженная голова с глубокими залысинами, формой похожая на стоящий торчмя гидропонический огурец. Крупные черты лица, постоянно ехидно щурящиеся, такие как бывают у близоруких, глаза цвета коричневатого янтаря. Одет худой мужчина был в клетчатую рубашку, остальные предметы туалета скрывала передняя вертикальная плоскость стола. Его Дэн видел впервые. Второй – с квадратом широких плеч, волосы уложены гелем на пробор, пугающей своей идеальной, правильной, неземной геометрией. Своё сильное, по-настоящему мужское тело он скрывал под белой рубашкой с закатанными рукавами, из которых торчали мясистые предплечья, обильно заросшие золотистым волосом. В комплекте к рубашке шёл синий с желтыми прожилками, сверкающими битым стеклом галстук. Выражение его лица, охваченного паутиной мимических морщин, закаменело в символической неподвижности памятника. Дэн Гордон тоже не был с ним знаком, но вот его глаза, казалось жившие отдельной от его замурованного лица жизнью, напоминали кого-то очень знакомого. За спинами двух сидящих боссов стоял, едва не достающей макушкой низкого потолка, национальный гвардеец Главазии в серой форме, затянутый серыми же ремнями, безжалостный, выдрессированный в беспрекословном повиновении приказам вышестоящих чинов головорез. И за спиной Дэна стояли ещё два таких же безупречных солдата-убийцы. Он почувствовал бы их присутствие даже если бы не видел отбрасываемые ими устрашающе длинные тени. Гвардейцы ежесекундной готовностью к любому насилию давили на его затылок и спину, давили тяжёлыми танками своего служебного долга. А что больше всего угнетало, пугало, они делали это вполне охотно, тупо и безапелляционно убеждённые в правоте президента Дракача и своих командиров.