Мужчина усадил ее на заднее сидение, сел рядом, и машина тронулась. В автомобиле было тепло. Звучала музыка. Попутчик добродушно болтал и казался симпатичным. Она объяснила, где ее дом. Водитель, лица которого она не видела кивнул молча. Машина неслась по улицам, вскоре замелькали огни пригорода.
Неожиданно сидящий рядом обнял ее и с силой привлек к себе. Она удивленно и испуганно вскрикнула и взглянула на него. В свете мелькающих фонарей лицо его показалось отвратительным. Она попробовала вырваться, отстраниться, но он крепко держал ее и все пытался поцеловать своими влажными, липкими губами.
Водитель захохотал и грубо выругался, прибавляя скорость. Приятель его, торопясь и сопя, одной рукой расстегивал на себе одежду, другой удерживая до смерти перепуганную девушку…
Неожиданно девочка перестала сопротивляться, и он почувствовал на губах ее поцелуй. Она засмеялась и заговорила с ним, будто бы пытаясь устроиться поудобнее. Он разжал руки, говоря, что так-то лучше, что они прекрасно повеселятся. Автомобиль между тем входил в поворот…
Что произошло дальше, было страшным в своей неожиданности. Девушка, освободившись, с отчаянной силой вдруг вцепилась в волосы водителя, запрокидывая его голову. Тот на мгновение, пытаясь освободиться, выпустил руль, и машина, вылетев с полотна дороги, врезалась в придорожное дерево со всей силой своего веса, помноженного на сумасшедшую скорость…
Очнувшись в реанимации через пару недель, водитель не мог ничего вспомнить. Приятель его погиб, а девочка, отделавшись ушибами и шоком, была уже выписана из больницы.
О том, что пришлось ей пережить, она никому не рассказывала. Казалось, внешне она не изменилась, была по-прежнему мила и хороша. Но в глубине ее души шла скрытая и злая работа. Горько обиженный ребенок постепенно уступал место скептичной и жесткой женщине, видящей жизнь трезво и без прикрас.
Сати
…Как-то мы с Лейлой остались в комнате вдвоем. Девчонки-старшекурсницы куда-то уехали. Но вдвоем мы были недолго. Лейла натащила полную комнату своих и не своих «землячек», которых, по ее словам, «притесняли». Они сидели у нас днем и ночью, спали на свободных кроватях, учили уроки, болтали, пили кофе и курили.
Последнее мне не нравилось, потому что я терпеть не могла табачный дым, но они часто открывали окно и проветривали комнату. С ними было весело, и я постепенно привыкла к запаху табака. Девчонки были из Сирии, Иордании, Эфиопии, Ливана, Египта, Латинской Америки и еще бог весть откуда. Смешливые и болтливые, они вовсе не походили на забитых тихонь. Но однажды Лейла привела действительно обиженного ребенка. Маленькая прехорошенькая девочка с пушистыми черными волосами и прекрасными грустными глазами приехала из Индии. Наша сырая и ветреная осень была ей вовсе не привычна, она простудилась и сильно кашляла. Ее соседки по комнате предположили, что у нее туберкулез, и девочка из-за этого плакала.
– Пусть она у нас поживет пока, ладно? – сказала Лейла.
– Да, конечно, пусть живет, – согласилась я.
– Ты знаешь, она сирота! – сказала Лейла. – Папа у нее умер, и мама тоже. Она по ним плачет до сих пор.
– А от чего они умерли?
– Отец болел, а мама… У них такой обычай, – она сожгла себя на его погребальном костре!
– О, ужас какой!
Я думала, что такое бывало только в старые-старые времена, но, оказывается, несмотря на запрещения правительства Индии, жуткий обычай все еще кое-где сохранялся.
Девочку звали Мира. Она почти не говорила по-русски, но мы с Лейлой прекрасно изъяснялись с ней «на пальцах». Мира прожила с нами целую неделю. Она была робкая и тихая, но очень понятливая и с прекрасной памятью. Я помогала ей с уроками. Лейла готовила еду и варила кофе. Прибегали арабки и возились с Мирой, как с ребенком.