Рядом с домом, на перекрестке за низкой оградой стоял продавец. Его окружали мохнатые елки, приваленные к ограде и друг к другу, перетянутые некрасивой серой веревкой. Алиса каждый день проходила мимо и думала: скоро вас заберут, нарядят, будете краси-и-ивые. А сегодня даже елки выглядели грустными – повесили лапы. Наверное, уже понимали, что не всех заберут, и единственным украшением многих так и останется эта скучная серая веревка.

Алиса опустила руку в карман, выдохнула и побрела к продавцу, старательно огибая лужи:

– Простите, а сколько стоит?

Продавец глянул из-под козырька. Он выглядел нелепым в огромной куртке до колен, наползшей рукавами до кончиков пальцев, из которых едва поблескивал огонек сигареты.

– Девятьсот.

Алиска потрясла мелочь в кармане.

– А есть со скидками?

– Нет, – равнодушно отозвался продавец, – скидки будут после шести. Пятьдесят процентов.

Алиса поджала губы. Вот так всегда. Хорошо хоть Сережки рядом нет – он бы обязательно посмеялся.

– А сколько будет в итоге?

Продавец снисходительно фыркнул:

– Четыреста пятьдесят.

Все равно не хватает! Алиска уже почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Что же делать? Можно попросить у Сережи, но он опять начнет вредничать. У бабушки – всплеснет руками, скажет это свое «хо-о-спади». У мамы она бы просить не стала. Да и, если узнают, что Алиса выскользнула на улицу, никого не предупредив, накажут. А ветки вообще не нужны. Или елка, или можно вообще ничего не праздновать.

Ладно, она обязательно что-то придумает. Алиса повернулась и со всех ног побежала в сторону магазина.

Небо треснуло и разразилось дождем.

Мокрая курица с растрепанными волосами. Она оттянула веки, чтобы глаза стали похожи на шарики, высунула язык и наморщила нос. Вот теперь точно обезьяна! Шапка с помпончиком – мама сама вязала – мокрая насквозь. С куртки течет. Даже резиновые сапоги не помогли – вода затекла внутрь, и всю обратную дорогу Алиса хлюпала.

Зато она купила банку красной икры. Двести сорок восемь рублей – еще восемь осталось звенеть в кармане. Совсем немного, но она вернет их в копилку и будет добавлять каждую неделю. Даже попросит бабушку вместо воскресного мороженого отдавать деньгами – так точно успеет скопить на свадьбу. Тем более – Алиска высунула язык еще сильнее, – кто ее такую обезьяну возьмет?

Она сняла шапку, начала стягивать сапоги, но тут в коридоре появился Сережка. Они стояли друг напротив друга, как в старых фильмах про ковбоев. Алиска тут же вспомнила про комок пыли. Если он сейчас прокатится между ними – она совсем не удивится. Приготовится прыгать от Сережкиного пистолета – тем более, он у него есть, и пульки тоже. Но вместо пыли между ними появился Сэрка. Посмотрел на хозяина, на хозяйку и лениво мяукнул.

«Мяу» послужило сигналом. Сережка тут же сорвался с места и побежал в зал. Алиска – за ним, стаскивая на ходу сапоги.

– Стой! Не надо рас…

Закончить она не успела. Так и замерла перед мамой с компрессом на лбу, перед бабушкой, которая в очках-половинках разгадывала кроссворд из «никому-не-трогать» стопки. Замерла и выпучила на них глаза, а они дружно на нее уставились, и на их лицах было выражение мученического смирения: ну что опять учудила?

– Хоспади! – всплеснула руками бабушка. – Что за ребенок?

– Это она на улице так, – отчеканил Сережка.

– И никому не сказала? Али-и-иса, ну что с тобой делать?

– Ванну набери, – чуть слышно ответила мама, по голосу казалось, что она совсем не сердится, – надо согреть, чтобы не простыла.

Бабушка, кряхтя, поднялась с кресла. Убрала кроссворды в стопку и поманила пальцем: