В эту ночь отопление, наконец-то, включили. А, что Васька, что Лариска, – оба любили полежать, погреться на батарее в туалете, которая была их давнишним «яблоком раздора».

Сколько лет они жили вместе, столько и дрались за неё каждый раз, когда включали отопление. Драка их заканчивалась тем, что кто-то из них отступал, и батарея становилась собственностью победителя на всю зиму. В основном побеждала крыса, и потом всю зиму она грелась на ней, когда хотела.

В этот раз драка закончилась победой кота. Далась она тому с большими потерями: Лариска порвала ему не только ухо, изранен он был весь с головы до хвоста. Но и Лариска погибла. Васька всё-таки загрыз её.

Когда женщины увидели погибшую крысу, печали их не было конца. Ваську они готовы были убить за неё. Но, конечно, не убили. Похоронили Лариску с почётом, сделали поминки. А Васька где-то долго отлёживался, а потом, когда появился худющий, хромающий, грехи ему отпустили, стали подкармливать. Но прожил он после этой драки не так долго. Еле дотянул до лета. То ли последствия драки сказались, то ли старость одолела.

Люба Р. не всегда была глухой. Когда-то она очень даже хорошо слышала. Много лет Люба проработала рекламщицей в местном ДК. Драила шваброй фанерные щиты от старой рекламы, грунтовала их, что требовало немалых физических усилий; подготовленные щиты разрисовывал художник, а Люба устанавливала их перед входом в ДК. Работа вроде несложная, но занимала весь её рабочий день. Афиш бывало много, так как здесь проводились и смотры самодеятельности, и праздничные «Огоньки». И прочих мероприятий хватало: то собрания своего родного предприятия, то другие организации что-то здесь проводили, то выборы, то концерты заезжих артистов, то ещё какая-то всячина. Короче, работы хватало и художнику, и ей – Любе.

Но так считали не все. Её начальница – Захаровна, по внешнему виду и внутреннему содержанию больше походившая на уличную торговку и любившая покомандовать (а она была здесь завхозом, и все уборщицы, в том числе и Люба, подчинялись ей), так не считала. Она раз и навсегда решила, что работа у Любы – не бей лежачего, поэтому отправляла её мыть пол там, где она укажет, в дополнение к основному занятию.

Люба была невысокого росточка, тихая, робкая и даже застенчивая. Но самое главное – она никогда не перечила начальнице, являлась добросовестно – исполнительной трудягой. Только художники за неё и заступались, отвоёвывая её для основной работы.

Люба и в семье была такой же терпеливой и безответной. Муж её Генка бывал хулиган ещё тот! Вернее, это он дома распоясывался, руки распускал, а на своей работе он был на доске почёта и тише воды, ниже травы. Ещё бы! Ему ли возникать там?! За ним водился грешок: любил он выпить не слабо. А после этого, неминуемо, начинался запой и прогулы. Но его держали там исключительно за умелые руки. Был он слесарем, каких днём с огнём не сыщешь. А за прогулы Генку каждый раз лишали премии и тринадцатой зарплаты. И каждый раз тот клялся – божился, что больше прогулов не будет, что это было в последний раз, что теперь он начнёт новую жизнь. Но обещаний его хватало максимум на полгода, и дальше всё шло по кругу.

Люба в его запойные дни приходила на работу в синяках и старалась в это время никому не попадаться на глаза, кутала лицо в платок. Художники жалели её. Особенно сочувствовала ей девушка – художница, которую звали Роза. Талантливая и самолюбивая, уж она-то никогда и ни за что не давала себя в обиду. Умела дать отпор. Когда Люба приходила с синяками, Роза говорила ей: