Однажды у Надьки появился брат. Первое известие об этом мы получили вечером, когда играли в лянгу[3].

Играли обычно у гаражей. В этот раз дело шло вяловато. Жирный Пашка, скосив от напряжения глаза к носу, растопырив пальцы и тяжело подпрыгивая, делал уже пары. Мы, сидя на корточках и качая головами вверх-вниз, безнадежно смотрели, как мохнатая лянга, будто резинкой пришитая к его ноге, подлетает с мягким хлопком и снова падает на ногу, и снова подлетает. Пашка кончил пары и поймал лянгу. Разгладив шерсть, он подул в нее и хрипло сказал:

– Люры!

Мы согласились.

– Р-р-раз! – рыкнул Пашка и, грохоча тяжелыми ногами, приземлился. Лянга красиво висела в воздухе. – Дв-в-ва! Тр-р-ри!

С четвертой люры лянга сорвалась и, чиркнув свинцом по ботинку, упала на землю.

– Четыре люры, – сказал Пашка, отдуваясь, и сел на мое место.

Я сделал простяшки. С последней, пятой, лянга улетела далеко в сторону. Повернувшись за ней, я увидел Надьку. Она стояла невдалеке и смотрела. Я поднял лянгу.

– Виси, – хмуро сказал Олежек.

Я ошибся на первой же и сел на его место.

– Ну чего стоишь? – спросил Пашка. – Хочешь в лянгу играть?

Мы засмеялись. Девчонки в лянгу не играли.

– Нет, – сказала Надька и подошла ближе. – Не хочу.

– Виси-пары, – сказал Олежек.

Лянга упала, и он сел на Пашкино место.

Теперь Пашка снова грохотал своими слоновьими ногами. Четыре! Пять!