До сих пор ждет.

Через полгода Алексей скажет ей, что никакой девушки в Москве тогда у него не было, и что он все специально налгал и придумал.

Он ведь тоже ее очень любит.

Василиса сидела за столиком белоснежно-красного средиземноморского кафе, украшенного цветами и античными вазами, уже в течение получаса, и внимательно изучала решительное лицо красивого белобрысого шведа в ярко синей спортивной куртке, который рассказывал ей о смысле жизни, залихватски откидывая волосы назад.

– В Швеции, знаете ли, все очень непросто теперь, даже, можно сказать, что – сложно, – он смотрел Василисе в глаза, а потом снова их опускал куда-то в землю, как будто бы искал там что-то важное, удивительное, давно потерянное.

– Правда? – Василиса пыталась поддержать никак не начинающийся разговор, лихорадочно соображая, каким будет его исход, и как сделать его, это исход, хоть немного более благоприятным. Было ей неуютно, неловко, от какого-то внутри зародившегося и уже проявившегося в легкой дрожи по всему телу, ощущения, что она не может ни на одну секунду расслабиться, сосредоточиться на чем-то своем. Как будто бы ее жизнь была давно подчинена неведомой силе, которая над ней, над этой жизнью Василисиной, теперь властвовала, и которая ее, эту жизнь Василисину, куда-то постоянно звала, манила, а может быть, просто нагло и бесцеремонно затаскивала.

– А well-designed plan. У меня расписание, – швед говорил по-английски, мягко и медленно, продолжая потягивать свежевыжатый апельсиновый сок, подробно рассказывая Василисе о том, что все события в их семье давно расписаны до мельчайших деталей, по дням, часам и минутам. И если не успеть сегодня отвезти деньги в банк к девяти утра, то полетит все сразу после этих самых девяти часов, и ничего нельзя будет вернуть. Швеция сдохнет, а он еще и потеряет работу, близких друзей, покончит жизнь самоубийством. А если следовать этому графику «до девяти», то все будет замечательно, хотя, все равно, знаете ли, «хуже нет», потому как «женщины все на работе», а «мужья сидят дома с детьми», «пособие за это сидение – бешенное», а «дисциплинировать себя человек не очень-то может», и, вот, «вы не правы», вернее, «вы очень правы», что от религии, достатка, возраста и пола «хоть что-то зависит».

Василиса пыталась понять, что именно было так тяжело в этом разговоре со шведом. Вдруг в какой-то момент поняла, что он вовсе не хотел с ней познакомиться особо близко, даже полюбезничать, пококетничать хоть немного не хотел, он очень, вот, жаждал, чтобы она его как-то развлекла, чем-то задела, тронула, отдала энергию, сколько хватит, ну, сколько не жалко. Будучи деликатным, воспитанным человеком, судя по всему, он совсем не мог дать ей это понять «впрямую», высказать без обиняков. Он был явно заинтересован глотнуть свежего воздуха, который, как он полагал, мог быть незамедлительно доставлен, здесь и сейчас, в лице этой, вот, девушки.

В какой-то момент ей показалось, что он даже прикладывал некоторые шведские усилия к тому, чтобы понять, что именно в ней, в Василисе, его может тронуть на данный момент. Прокручивал в голове возможные варианты импульсов, на которые его мозг мог дать слабину. Пытался настроиться. Ребрышки? Совсем хилые, торчащие в разные стороны, но переходящие в загорелые лопатки все-таки. Брови, несколько широкие, но трогательно стоящие домиком, если ракурс слева. Заметные морщинки, на руках, на щеках, чуть больше придают уверенности ему? Сутулость, тоже неплохо. Ведь это отсутствие продуманности и заботы о себе, явный признак неуверенности или эгоизма, недостаток спонтанности. Опять-таки, плюс. Василиса попыталась придумать, какие еще могут быть изъяны, которые отвратят и одновременно привлекут мужчину или вообще кого-нибудь. Силилась вспомнить. Почему-то в голову пришла мужеподобность. Этого, правда, у нее не было отродясь, но, увы, именно это сыграло бы решающую роль сейчас. Так она подумала. И дело вовсе не в Швеции, но в том, что есть в этой монументальности некоторых женщин какой-то странный и привлекательный атавизм, который отвращает и заводит одновременно, оживляя какие-то совсем неведомые внутренние импульсы.