Как любил говорить по этому поводу Геральдин, бармен «Веселой Артерии», «тот факт, что я за одну ночь выпил кровь из всей братии одного горного монастыря, мог бы дать мне некоторое преимущество в Аду, если бы только в этом монастыре не поклонялись Бафомету. Но что ж поделать, если я был голоден».

Проклятые души, как известно, имеют тот же ареал обитания и ведут тот же ночной образ жизни, что и большинство асоциальных персонажей человеческого дна, всех этих ночных грабителей, убийц, разбойников и иных вольных и невольных служителей зла. Учитывая это, ироничным было то, что появление какого-то заваливающегося зомби или вампира первое время даже несколько снижало уровень преступности, так сказать, естественным путем. А такая ситуация, с точки зрения руководства Ада, была хоть и неожиданным, но недопустимым проявлением добра, что совершенно не отвечало целям и задачам, которые ставились перед силами зла. Так что, как говорили в другое время и в другом месте, не всё было так однозначно.

Правда, в конце концов, и преддверие Лимба тоже могло надоесть, и многие – весьма многие – из самых старых жителей Инфернштадта просили бургомистра прислать к ним Эжена для составления их истории и организации их, так сказать, яркого отбытия к далеким берегам. Они как раз и составляли львиную долю клиентов господина историографа, и сегодня у него был запланирован очередной визит как раз к такому клиенту. Именно на него намекало Свет-Мой-Зеркальце во время их утреннего нежного воркования. И клиент этот невероятно раздражал Эжена. Но долг был превыше всего, так что пришлось натянуть на себя ботинки, прицепить шпагу, надеть сорочку и берет с щегольским пером и отправиться в Квартал Вервольфов. Чтобы хоть как-то замотивировать себя, он дал себе обещание после этого визита отправиться к алхимикам.

В квартале жили все, кто умел, любил и хотел менять свой облик: оборотни-волки, оборотни-медведи, оборотни-леопарды, оборотни-птицы и даже оборотни-крысы. Все они пахли, шумели, чесались, подвывали, рычали и бегали вокруг. Основная проблема квартала была в том, что им всем было в нем тесновато. Но Инфернштадт состоял не только из города; это было место, в котором каждый мог найти то, что ему подходит. Поэтому через каждые десять дней в Квартале Вервольфов проводилась лотерея с весьма любопытным призом. Тот, кто побеждал, на несколько часов становился убегающим, а все остальные обитатели – догоняющими. Квартал пустел, и все отправлялись за город, играть в охоту. Господин историограф, хоть и не был оборотнем, старался принимать участие в этом захватывающем действе; правда, (во избежание травм и совсем не своих) – на стороне догоняющих. Теоретически он мог бы поучаствовать и на стороне убегающих, но защитная татуировка, покрывавшая его тело, жила совершенно своей жизнью и прикладывала все усилия, чтобы спасти своего хозяина. Так что во избежание геноцида жителей Квартала он в лотерее не участвовал, дабы не искушать судьбу.

Но сегодня лотереи и игр не было, и Эжен, проходя по центральной улице квартала, волей-неволей прикрывал ладонью лицо, спасаясь от вездесущего запаха псины. Он свернул на боковую улицу и двинулся по ней в направлении нужного ему дома. К счастью, это был настоящий дом. Историограф терпеть не мог неблагоустроенные пещеры. На его стук дверь открылась, и к нему из темноты дома вышла замызганная девочка в грязной ночнушке, волочившейся по полу.

– Господин историограф, это опять вы? – спросила она, щурясь на посетителя, – дедушка Лобо ждет вас у себя.

Эжен кивнул девочке и вошел в дом, в котором за последний месяц он был не менее дюжины раз. Обычно его клиенты не требовали так много внимания: он разговаривал с ними, изредка кое-что ему помогало уточнить Свет-Мой-Зеркальце, и вжух, клиент растворялся в воздухе. Но с Лобо всё было не так, точнее, не совсем так. Он рассказывал и рассказывал, причем одни и те же истории по нескольку раз, но тот самый важный кусочек, который и дает эффект осознания себя, своего места и направления, никак не находился. Войдя в комнату дедушки Лобо, Эжен застал его в постели.