Но я знала его, как облупленного. «Мося, – снова повторила я, – ты случайно не знаешь, откуда у нас взялся сыр, который сам спрыгивает со стола. Да и еще весь безбожно искусанный?»

Мося открыл второй глаз. На его морде теперь было написано возмущение, которому не было предела. Я сдалась.

«Мося, хоть ты и бессовестный кот, но я угощу тебя. За сообразительность». Я отрезала добрый ломоть сыра и положила его на пол в поле зрения старательно имитирующего абсолютное непонимание и непричастность к произошедшему кота. Мосю со стула как ветром сдуло. И пока он, урча, поедал вожделенный кусок, я вовсю любовалась нашим драгоценным Мосиком. Это надо же такое изобрести! Я отсутствовала буквально полминуты, а он умудрился учуять сыр, стащить его на пол, попытаться разгрызть целлофан, понять, что это бесполезная затея, снова устроиться на стуле и – самое главное! – притвориться спящим! Много ли вы видели котов, способных разыграть на ваших глазах такой спектакль? Я – нет! Только еще одного. Нашего незабвенного Кузю.

Этот, второй, прожил у нас совершенно недолго, где – то около года. Мы полагаем, что его украли. Так нам легче переносить разлуку с ним. Он был уникален, и в чем – то даже переплюнул Мосика, который был всегда вне конкуренции среди котов, живших в нашем доме до и после него.

Кузя попал к нам просто – мы купили его на птичьем рынке за пятьсот рублей. Пока несли домой, мой муж решил, что это безымянное пушистое существо – бесспорно кот Кузя. Кузя так Кузя. Возражать никто не стал.

Купили же мы его при очень необычных обстоятельствах.

Жизнь – штука непростая. И ее выкрутасы иногда бывают вполне себе извилистыми. Эти самые обстоятельства сложились так, что семье нашей пришлось покинуть благословенный родной край, где мы прожили почти сорок лет, и переехать в другой город. Наверное, не навсегда. Наверное, на время. Этого мы тогда просто не знали, и для моего повествования этот факт почти не имеет значения. Речь сейчас идет о том, что до отъезда в нашем дворе проживали аж четыре кота!

Так получилось почти случайно, но наличие четырех представителей семейства кошачьих мы воспринимали как нечто данное нам свыше и ничего против этого не имели.

В общем, повторюсь, котов у нас на момент отъезда было аж четыре штуки. Вернее, котов было два. Остальные были кошки. Как все они попали к нам – отдельная история.

Дружная котиная братия регулярно столовалась у нас в доме, остальную часть своей бурной жизни проводя на улице. Переезжая, мы оставили все это благородное семейство на попечение моей мамы, и отбыли по своим очень важным делам на неопределенное время. Когда мы через год приехали в отпуск, то обнаружили из всей четверки в живых только одну кошку. Несмотря на то, что эта кошка была черной, как печная сажа, ее звали Бьянка, и она была чем-то вроде семейного талисмана.

Расспросив домочадцев о судьбе остальной живности, мы с прискорбием узнали, что им не так повезло, как Бьянке. Кот по кличке Барин пал жертвой соседского злобного пса. Другой исчез где-то в районе помойных контейнеров, до которых и в прежние времена сытой домашней жизни был большим охотником. Кстати, он носил звучное имя Москвич, так как был доставлен в наш город поездом прямо со столичной помойки, где родился, и был подобран добрыми людьми, пристроившими этого несуразного длинноногого котенка в наши такие же добрые руки. Его родная московская помойка, по-видимому, была ровно такой же, какая приглянулась ему прямо посредине нашей улицы, аккурат, вокруг стандартных мусорных баков, которыми оборудован любой цивилизованный городской квартал.