В городе было много лошадей. Потому что мало еще было автомобилей. Зимой по дороге в детский сад мы видели на Неве, прямо на льду, большие сани, запряженные лошадьми. Рядом с ними люди, они большими пилами выпиливают огромные куски льда и складывают на сани. Зачем? Для ледников. Ведь тогда обыкновенных холодильников не было. Их еще не придумали. Молоко и всякие другие продукты хранились зимой – между рамами, а летом – в ледниках. На Неве выпиливали глыбы льда и привозили их в ледники. Главные ледники, для магазинов, устраивали в больших ямах. Глыбы льда привозили и складывали в эти ямы, а сверху насыпали соломы. И там хранили все как в холодильнике. У нас дома такой шкаф-ледник был на лестничной площадке. Мы покупали лед и складывали в этом шкафу. Там было холодно почти все лето.

Тяжелые грузы возили особые лошади, их называли «ломовики». Могучие! Спина широкая, как стол, ноги мохнатые. Их запрягали в большие телеги с автомобильными колесами. Иногда они привозили что-нибудь в магазин в нашем доме. Тогда мы с Юрой и Сережей выбегали и угощали лошадь хлебом с солью. Это для нее как торт. Летом мы приносили арбузные корки.

Еду надо давать лошади с ладони. Она берет хлеб бархатными своими губами, очень-очень осторожно. А если хлеб давать в пальцах, то она может нечаянно укусить. Ей ведь не видно твоих пальцев, у нее глаза видят только вбок, а не вперед. Папа объяснил – почему. Когда лошадь пасется, ест траву, голова у нее опущена вниз. Впереди – только трава. На нее нечего смотреть. Вот она, перед носом. А в это время могут появиться, например, волки. Они ведь не из-под земли появляются, а прибегают сбоку или сзади. Вот поэтому у лошадей глаза смотрят вбок. Чтобы заметить волков, если они подкрадываются. И вовремя удрать. Такие же глаза у коров, у оленей и всех животных, которые едят траву.

Вместо такси пассажиров возили красивые стройные кони. Они назывались «рысаки». Потому что они умели бегать только рысью. Но не умели скакать. И хорошо, что не умели – а то ведь они могли бы задними ногами так стукнуть своего кучера, что ой-ой-ой! Он ведь сидел впереди, на облучке. А седоки – на заднем сиденье. Такси тогда еще не было. Но в городе был один автомобиль, про который говорили, что это – «линкольн». Очень редко удавалось его увидеть. Иногда он подавал сигналы, чтоб люди не попадали ему под колеса. У него снаружи у окна была груша резиновая. Шофер высовывал руку из окна и сжимал грушу в кулаке. И тогда эта линкольная груша громко говорила:

– А-ыы-а!

Однажды папа Глеб Николаевич поехал за город поискать дачу, где бы пожить летом. На поезде поехал. И меня взял с собой. Вышли на станции. Папа сказал: «Подожди меня тут». А сам пошел искать подводу, чтобы она подвезла нас в деревню. И тут поезд, на котором мы приехали, тронулся. И поехал все быстрее и быстрее. И появился другой поезд, который не собирался тут останавливаться, а мчался полным ходом, но в другую сторону. Я скоро окажусь между двумя поездами! И они мчатся в разные стороны! Ой как интересно!

Начальник станции в красной фуражке увидел маленькую девочку между двумя путями. И начальник испугался, что девочка может испугаться. И завизжит. И побежит к папе. И попадет под поезд. Еще начальник испугался, что не успеет к этой девочке добежать и ее успокоить! Чтобы она не боялась. И поэтому он не просто бежал – а в ужасе мчался изо всей силы. И кричал тоже изо всей силы, чтобы ее успокоить:

– Сто-о-ой! Ни с ме-е-е-ста-а-а-а!

А я и так стояла – ни с места – и не собиралась никуда бежать. Зачем мне бежать? Ведь там поезд!