– Вот прям так и загулял?
– Они ведь жили в такой дыре, – вздыхает Александра Ивановна, – что не приведи господь. Все друг друга знали по именам.
– Мам, это неубедительная причина для загула, согласись. Не позавидуешь, конечно, предкам. – Федя качает головой и осторожно, стараясь не обжечься, отхлебывает чай. – Тут на рожи-то смотреть тошно, а они, сердешные, – по именам! Охренеть можно! Я бы точно свихнулся!
– Не надо так говорить. Свихнулся! Никогда так не говори!
– Так это ж бы да кабы – к примеру.
– Лишь бы что-нибудь болтать языком!
– Не лишь бы. – Федя с усилием потягивается, как бы пытаясь удержать всю тяжесть людской молвы, напускает на себя деловой вид и обращается к матери: – У нас остались балкон и покупка краски. С чего начнем?
Но Александра Ивановна явно не собирается переключаться на другую волну.
– Тетя Аня возилась однажды на огороде. Соседка подходит к забору и кричит на всю округу: «Аньк, Аньк, слышь, что говорю! Твой-то, кажись, со Степанной в бор подался!» Тетя Аня сразу и не поняла, говорит: «Что со Степанной?» А та еще громче орет: «Митенька-то твой, говорю, со Степанной в бор подался!»
– И что тетя Аня?
– Соседка, та самая, нам эту историю и рассказала много лет спустя, когда тетя Аня померла.
– Ну?
– Вот тебе и гну. Тетя Аня наша, – в глазах Александры Ивановны мелькнула гордость, – сняла платок, вытерла им пот со лба, опять его повязала и говорит: «Пусть комаров покормят». Сказала – и за мотыгу опять взялась.
– И?
– И?
– Что дальше-то было? – Федя, потрясенный услышанным, ставит чашку на блюдце и смотрит на фотографию. Тетя Аня трогательно жмется к плечу мужа и смотрит в объектив фотоаппарата с такой обезоруживающей простотой, что… – Что тетя Аня ему потом сказала? И этой Степанне?
– Ничего она не сказала. Ни ему, ни Степанне и никому другому.
– Прямо совсем ничего?
– Ни словечка, ни словечка, родимая, не проронила.
– А дед Митя?
– Да кто ж его, деда Митю, знает! Занесла нелегкая куда не следует! И человек ведь хороший! Да что там хороший – чудо какой мужик был. За всю жизнь лучше его не встречала, вот оно как! Правда. До сих пор его люблю, не надышусь. А ты что варенье не пробуешь? Почти год назад варила. Попробуй. Я добавила в него несколько звездочек аниса и чуть-чуть розового перца. Пальчики оближешь. Хоть у матери нормально поешь.
– Дай Наташке рецепт. Она тебе завтра позвонит, а ты продиктуешь.
– Так она ничему не научится, уверяю тебя. Я вот тоже думала, что смогу печь такие же блины, как твоя бабушка. Помнишь ее блины?
– А как же!
– Во-о-от! У матери родной не научилась – вот чем дело кончилось! А ведь столько раз на моих глазах эти самые блины делались! Сколько раз я стояла у сковородки и ждала очередной блин с пылу с жару. Тут ты в меня, тоже горячие любишь. Помогала ей: мазала сковородку растительным маслом, а блины – сливочным… если удавалось его достать. Какие пирожки с капустой она делала, боже мой! Они мне снятся иногда.
– Ну, приедем, мам, как-нибудь и все покажешь, расскажешь. Наташка будет только рада.
– Еще бы не рада!
– Даже не сомневайся.
– А никто, молодой человек, и не сомневается. Я во всяком случае. У Натальи твоей, конечно, недостатков хватает, чего греха таить, но в целом она девочка неплохая, лишнего не скажу. Только малину я сама куплю, пусть, скажи ей, не обижается, а то обязательно что-нибудь напутаете и возьмете дрянь. Помнишь, как в прошлый раз с грушами получилось?
– Деньги мы тебе…
– Еще чего! Чтобы я от вас этого не слышала!
– Что тут такого!
– Никаких денег, я сказала! Или совсем тогда не приезжайте! Чего выдумал! Пенсия у меня, между прочим, побольше, чем у некоторых, ты не думай! Сама по магазинам хожу, сама стираю, сама в квартире убираю. Силы еще есть, не беспокойся. Ишь!