– Знаешь, Лен, иногда мне кажется, что ты воспринимаешь меня как предмет мебели в этой квартире.

– Откуда такие фантазии? – поинтересовалась я.

– Ты не уделяешь мне внимания, – и он начал перечислять. – Не слушаешь, что я говорю, или даже перебиваешь.

– Это если ты говоришь слишком долго, – уточнила я. – Терпеть не могу выслушивать длинную речь.

– Но клиентов своих ты слушаешь! – воскликнул он с некоторой долей обиды в голосе. Я уловила это. – А они порой несут такую чушь, что впору психиатра вызывать.

– Это совсем другое, – возражаю я. – Клиенты платят мне деньги за то, что я их слушаю. Кроме того, я обязуюсь принимать их такими, какие они есть, то есть, безусловно и безоценочно.

– А почему меня ты не можешь таким принять?

– Ты не мой клиент.

– Интересно, – хитро посмотрел он на меня, – а что было бы, если бы я им стал?

– Ты бы не стал. Исключено.

– Почему?

– А вот на этот вопрос я вообще не даю ответа, – я поставила пустую пиалу на журнальный столик и посмотрела в глаза своего мужчины. – Почемучками нас пичкают с самого детства, но означают они всегда неизменное одно – долженствование. Ты должна мне сказать, почему ведешь себя так, как хочешь, а не так, как бы я хотел, чтобы ты себя вела. Вот оно – твоё вечное «почему». Терпеть этого не могу!

То, что я перебрала с выразительностью речи, осознала гораздо позже.

Дима покачал головой, словно осуждая меня. А потом заключил:

– Какая ты, всё-таки, сложная, Лен!

– Какая есть, – улыбаюсь, но кажется, делаю это фальшиво.

– Можно ли с тобой договориться? – довольно грустно спрашивает Дима.

Решаю его подбодрить.

– Тебе не раз это удавалось.

Он качает головой.

– Всё лишь бы избежать скандала. Когда понимаешь, что тебя не слышат и даже не воспринимают, проще сказать «да», тем самым, закрыв болезненную для себя тему.

Он и впрямь выглядел грустным. Я бы даже сказала, подавленным. И тогда я подумала, что надо проявить участие, пусть даже оно не свойственно нашим отношениям, и спросить:

– Что-нибудь случилось? Я тебя раньше таким не видела.

– А ты хоть кого-то видишь, кроме себя самой?

Вопрос не в бровь, а в глаз. Дима не отличался меткостью, но сейчас ему удалось попасть точно в цель. Я напряглась от его слов.

– Определённо, что-то случилось. Мне кажется, или ты хочешь выяснить со мной отношения?

– Было б что выяснять…

Собственно с этой фразы началось моё прозрение относительно нас. К сожалению, запоздалое.

«Когда человек вконец измучен,

он неожиданно обнаруживает в глубине

себя бездну весёлого цинизма»

П. Хёг «Смилла и её чувство снега»

Один из советов, который мне дала в своё время Милена, гласил: «Не приноси с собой на консультацию личные нерешённые проблемы. Иначе твоя психика выдаст столько проекций, что ты запутаешься в границах собственного контрпереноса. И что тогда делать твоему бедному клиенту, которого ты собственноручно загонишь в угол и задавишь своей нереализованной сексуальной энергией?»

Приверженица классического психоанализа Милена не может мыслить иначе, как ниже пояса. Но это не мешает ей видеть картину болезни пациента в целом, подмечая малейшие детали.

Я тогда посмеялась над ней, уверенно заявив, что «со мной такого не произойдёт». Я умею управлять своим эмоциональным состоянием во время сессии. И умею расставлять приоритеты, временно задвигая в дальний угол личные проблемы, оставляя их разбор и решение на потом. Как Скарлетт О`Хара, которая думала об этом завтра (персонаж романа М. Митчелл «Унесенные ветром – прим.автора).

Теперь Милена могла бы посмеяться надо мной. Или поплакать. Она на всё способна. В любом случае сегодня у неё могла бы быть уникальная возможность наблюдать мой провал. И тому было логичное объяснение.