Из той же сводки о настроениях: «Нужно ждать съезда. Как только утвердят новый закон, сейчас же выйдет распоряжение расходиться из колхозов, так как в Конституции прямо сказано: каждый может жить, как хочет», «сейчас везде и всюду распускают колхозы. Власть скрывает от нас, что в Грузии колхозов уже нет. Скоро и к нам придет распоряжение о выходе из колхозов, коммунистам приходит конец». На собрании избирателей хутора Маковского, Невинномысского района «разложившийся б. красный партизан Гончаров заявил: „Будь она проклята, Конституция, душат нас, как собак, и живем мы как собаки, хуже, чем при помещике. Спали в навозе и сейчас спим“. Гончаров арестован».

В другом селе колхозник Колчумов заявил: «Конституция говорит: „Кто не работает, тот не ест“, но нужно понимать наоборот. У нас на деле – кто работает, как наши колхозники, тот не ест, а руководители жиреют за наш счет». После чего «в беседе с колхозниками Колчумов сказал: „Коммунисты выдумывают разные Конституции не для колхозников, а для толстокожих и толстобрюхих“… Колчумов привлечен к ответственности». И таких сводок – масса! Настроение обозначено вполне конкретно: опять нас всех надули. Колхозница Погребная заявила: «…Мы работаем по 20 часов, а они по 8 часов в день. Мы имеем общую нужду в одежде и обуви, ходим в рваных платьях и рубахах, а они, рабочие, обеспечены всем полностью. Мы не имеем свободных мест на курорты, а они, рабочие, – имеют». Можно подумать, товарищ Сталин конституцию писал для них!

…И ведь масштабные репрессии не прекратились ни во время «всенародного обсуждения», ни с принятием конституции, ни после нее – когда шла подготовка первых выборов по новым правилам. К вопросу, кстати, о «праве на труд». В разгар обсуждения, 24 августа 1936 года, Каганович телеграфирует Сталину, как бы между делом сообщая, что из одной лишь авиационной промышленности в порядке чистки уволено 12 тысяч человек! Это всего лишь из одной и, мягко скажем, не самой обширной в те времена отрасли – что же творилось в других отраслях? А то же самое: шли массовые чистки, счет шел на десятки и сотни тысяч, причем зачищали ведь не «эксплуататоров», а именно трудящихся – рабочих, инженеров, служащих. С точки зрения карательно-репрессивных органов, кстати говоря, ничего не изменилось: они конституцию просто не заметили. И как работали масштабно не по конституции, а по ведомственной инструкции, – так и продолжили работать. Никуда не делась и система внесудебных репрессий, никоим образом в конституции не обозначенная, никуда не исчезли ни «тройки», ни ОСО. А правовой статус огромного количества граждан по-прежнему регулировался не конституцией, а актами текущего законодательства и множеством актов подзаконных, прежде всего инструкциями НКВД. Конституция, по сути, как пишет крупнейший знаток советского госаппарата Татьяна Коржихина, была лишь прикрытием бескомпромиссной реакции и режима личной диктатуры.

А потом был нанесен самый мощный сталинский удар, и, как водится, превентивный: 1937-й прямо вытекал из новой конституции. Ширма была сооружена, механизм личной власти Сталина надежно укрыт от сторонних глаз, фасад подновлен, конфетку трудящиеся скушали. А заодно себя проявили и показали – кого зачищать, было очевидно. Причем операцию по изъятию «врагов народа» было важно провести до запланированных на 12 декабря 1937 года выборов в Верховный Совет СССР: никто из обреченных на заклание не должен был не только случайно попасть в кандидаты, но даже не должен был испортить «праздник всенародного голосования» в качестве избирателя – порчей бюллетеня, скажем, заходом в кабинку для голосования или – о ужас! – вычеркиванием кандидата «нерушимого блока коммунистов и беспартийных». Последнее, кстати, тоже сталинское изобретение, надолго пережившее своего создателя, – именно тогда и была введена в оборот эта насквозь фальшивая и лживая формула: «нерушимый блок коммунистов и беспартийных».