Нуска открыл глаза. Его тело дрожало, а образы прошлого занимали мысли. Он не мог выбраться из этих снов в реальность, пока чьи-то невидимые тёмные ладони не коснулись его лица, а затем плеч. Столкновение двух разных дэ встряхнуло лекаря, но, чтобы прийти в чувство, ему пришлось приложить невероятные усилия.

Он не хотел быть здесь. Он мечтал навсегда утонуть в той купальне или в своих мыслях. Он очень хотел заткнуть уши и завязать глаза. Но…

– С закрытыми глазами и ушами вы, конечно, сможете терпеть это весь остаток жизни. Но разве это то, чего вы хотите, Нуска?

Сначала Нуска попытался отвернуться. Но навязчивый шёпот не прекращался. Он словно выуживал самые потаённые мечты и надежды Нуски, вытягивал их на поверхность, выбрасывал, как рыбу на берег, а затем наблюдал, как они барахтаются под знойной звездой. Это было болезненно.

– Вы один из сильнейших сурии на континенте, но где вы теперь? Неужели вы хотите провести свою жизнь в рабстве? Нуска, вы – сурии. Вы владеете силой, которая и не снилась простому человеку. Но чтобы выжить, вам пришлось, как животному, склонить голову под хлыстом.

Нуска мотал головой. Пытался дёрнуть руками, но они были закованы в цепи.

– Вы знаете, что способны убить каждого, сидящего в этом зале. Но вы не хотите. Вы готовы убить ради спасения своей жизни, но не ради свободы. Если вы только пожелаете, то я сделаю это за вас. Все они падут к вашим ногам, как уже пал принц Кроу.

Нуска шумно втянул воздух. С него градом катился пот, он то и дело терял сознание от ужаса, но отчаянно мотал головой.

«Нет, нет, это не то, чего я хочу. Да, я могу уничтожить хоть половину Сонии. Но стану ли я свободным лишь потому, что превращу эту страну в пепел? Не стану ли тогда я рабом сожаления и вины?»

Риннэ вкрадчиво согласился, однако заключил:

– Тогда я могу сделать это за вас. А вы будете винить меня.

«Я найду другой способ. Дай мне время. Позволь попытаться превратить Сонию в нашего союзника, а не врага».

– Нашего?

«Да. Союзника Скидана».

Нуска не мог видеть лица Риннэ, не мог заметить даже его тени, но каким-то образом почувствовал, будто тот улыбается. Голос в голове Нуски затих.

Самообладание медленно возвращалось к лекарю, как и осознание того, где он находится. Хотя он был совершенно счастлив в своём забытье и всё ещё не был готов столкнуться с реальностью.

Шёл пир. Патриции Сонии собрались во внутреннем дворике во дворце короля, чтобы жрать и пить. Нуска, как диковинная часть интерьера, был подвешен на цепях прямо над столом. Золотые цепи были крепко приделаны к колоннам, на которых держалась крыша внутреннего двора.

Около двадцати аристократов вели праздный разговор, напивались и объедались так, будто это была последняя трапеза в их жизни. Нуска ненавидел пиры в Сонии не только из-за того, что выступал на них в крайне унизительном положении, но и потому, что это было поистине отвратительное зрелище.

Естественно, двадцать человек не могли сожрать такое количество еды, однако она была приготовлена так искусно, а подана так роскошно, что остановиться было невозможно. И патриции не останавливались: возлежа вокруг стола, чтобы больше влезло, они поглощали еду и спиртное, а затем за этим же столом вызывали у себя рвоту, чтобы освободить желудок и набить его снова.

Нуска не представлял, как знатные особы могут есть, чувствуя запах желчи и слыша рвотные позывы соседей, но так происходило из раза в раз. И для Нуски было не важно, что патрициев тошнило в красивые позолоченные вазы, а затем они утирали рот расшитыми платками. Происходящее не становилось от этого менее омерзительным.