«Во всяком случае, Распутин произвел на меня впечатление человека странного. Костюм его довольно оригинален; речь его нескладна; словесное выражение мысли не всегда удается ему, почему он сплошь и рядом прибегает к странному движению пальцами обеих рук; все вообще его движения, в том числе и поклоны, быстры, резки, угловаты; впалые глаза его глядят пристально, иногда даже нахально. Уже это одно дает некоторый повод считать его не совсем нормальным человеком. Его тяготение к разным “особам”, ежеминутное хвастовство знакомством с этими особами, желание выделиться среди своих односельчан хотя бы новым именем – все это заставляет думать, что Распутин, если только он не сектант, человек, впавший в “демонску прелесть”»>2.
Слово «прелесть» в русском языке обычно означает «очарование» или «обаяние», но в религиозном контексте его можно истолковать, как «заблуждение». Прелестью официальная православная Церковь называет преувеличенное и необоснованное осознание собственной духовной одаренности. Иногда такое состояние подобно психозу: люди теряют душевное равновесие и впадают в волнение>3. И в этом Распутина обвиняли постоянно.
В конце июля Антоний получил письмо от Елизаветы Казаковой. Юрьевский был знаком с Казаковой, и он расспрашивал Распутина о ней. Упоминание ее имени Распутину не понравилось. Он спросил, что именно хочет узнать Юрьевский. «А она вас прямо называет заблуждающимся», – ответил священник. «Злоба блеснула в глазах Распутина, душевное равновесие оставило его. Волнующимся голосом, с злобной усмешкой проговорил он: «Она меня считает за заблуждающегося? Как это?»>4
Впервые Казакова познакомилась с Распутиным осенью 1903 года, когда он увидел ее на похоронах ее сестры. Она не знала, чем привлекла его внимание и почему он подошел к ней. Он ответил, что ищет молодых девушек и женщин, чтобы ходить с ними в бани, где они получат то, то он назвал «полным покаянием» и научатся «смирять свои страсти». Он заверил Казакову, что в этом нет ничего аморального или неподобающего, поскольку всех этих женщин он считает частью собственной семьи.
Распутин ушел, и Казакова принялась узнавать, что же это за человек. Она узнала, что он проповедовал в деревнях девушкам, говорил, что есть много ложных странников, которые притворяются монахами, чтобы соблазнить их. Распутин говорил этим женщинам, что единственный способ защититься от этих змеев и соблазнов – подчиниться его поцелуям до тех пор, пока они более не будут чувствовать отвращения к ним. И только тогда они смогут стать хозяйками собственных страстей. При следующей встрече Казакова рассказала Распутину о том, что слышала. Сначала он все отрицал, говорил, что это «дьявольское искушение», но потом вынужден был признать, что это правда. И в этом нечего стыдиться, поскольку он снял весь грех с этих женщин и принял его на себя.
Казакова ему поверила и была настолько впечатлена его словами, что в мае 1904 года вместе с дочерями Марией и Екатериной приехала в Покровское, чтобы увидеть, как живет Распутин. Там она увидела множество светских дам, которые его окружали, удовлетворяли все его потребности и относились к нему, как к истинному святому. Они даже подстригали ему ногти и зашивали их в свою одежду, словно священные реликвии. Во время прогулок по деревне Распутин открыто обнимал и целовал дам, говоря, что в этом нет стыда, потому что «все люди родные»>5.
Казакова с дочерью Марией приезжали в Покровское снова, в июне 1907 года. Но после недели, проведенной с Распутиным, Казакова изменила свое представление о нем, увидев его в новом, неприглядном свете. В этом месяце она написала три письма против него местному священнику, отцу Федору Чемагину, утверждая, что Распутин – не тот, кем притворяется. Когда реакции не последовало, она отправила письмо епископу Антонию. Она писала, что потянулась к Распутину, ощутив «сочувственную любовь к заблудшей душе». Но Распутин оказался не святым, она жестоко обманулась в нем. Ее письма стали предостережением, особенно для Хионии Берладской, которая еще не смогла увидеть Распутина в истинном свете. Казакова хотела, чтобы ее опыт и испытанная ею «боль» открыли глаза женщинам, которые все еще видели в Распутине святого: «Бедные страдалицы, сестры, барыни, задыхаясь от разврата столицы, кинулись, как мухи к меду, к чистоте». Новое поколение элит склонилось перед крестьянством, и эти дамы избрали Распутина своим кумиром. Распутин сам признавался Казаковой, что он «свят да неискусен», поэтому она считала, что он представляет реальную опасность