«Никто, кроме шаньсэня».

Молясь, чтобы он не заметил, я считала свои шаги, как некогда стежки, чтобы успокоить бурю эмоций. «Десять шагов до стула. Девять. Восемь. Семь».

«Шесть». Один из слуг принес поднос со свечами, чтобы заменить те, которые погасило мое платье. Сияние пламени обожгло мои глаза, и по щекам покатились слезы.

«Пять». Я больше не могла этого терпеть. Отвернувшись от свечей, я совершила фатальную ошибку.

Шаньсэнь схватил меня за руку.

– С твоими глазами что-то не так, дочка.

Я попыталась вырваться из его хватки, но он был слишком силен.

– Отпусти меня.

Пока я пыталась вырваться, заметила блеск черного камня среди складок его халата. Амулет, как у Бандура, только с головой тигра. Прежде чем я успела рассмотреть что-либо еще, амулет снова скрылся из виду, и шаньсэнь сорвал с меня головной убор.

В зале воцарилась гробовая тишина.

– Ты не моя дочь, – процедил он.

С силой, которой никак не мог похвастаться обычный мужчина, он толкнул меня в стену и перевернул банкетный стол. Послышался звон битых тарелок и крики гостей.

– Я объявляю этот брак недействительным! Перемирие окончено!

В руках его людей сверкнули кинжалы и отравленные клинки. Не успела я моргнуть, как стражам императора Ханюцзиня перерезали глотки.

Я словно приросла к полу. Я не слышала криков или глухих ударов, с какими мертвые стражи падали на пол. Не видела их кровь, сочащуюся сквозь шелковую алую скатерть и пачкающую вышитые золотыми нитями символы императора и леди Сарнай.

Мое внимание было полностью приковано к шаньсэню. Его зрачки сузились, тигриная шкура на плаще начала покрывать всю кожу, а ногти превратились в длинные и острые когти.

Амулет, который я заметила чуть ранее, ныне висел на его груди; на вырезанной из камня звериной морде постепенно расцветало темное пятно, как чернила, растекающиеся по картине.

От амулета поднялись завитки белого дыма, и шаньсэнь втянул их носом. Когда я посмотрела на него в следующую секунду, он уже не был человеком.

Он стал демоном – тигром с белоснежной, как кость, шкурой и блестящими черными глазами. Мгновение, и шаньсэнь прыгнул на императора Ханюцзиня.

Он перемещался с невероятной скоростью – быстрее, чем способен уловить человеческий глаз, – и каждое его движение было смертельным и тщательно рассчитанным. Куда бы он ни направился, там сразу поднималась буря крови и смерти.

Палочки ударились о фарфоровые пиалы, чашки разбились о пол. Мебель трещала – или это звук ломающихся костей? Я не могла разобрать. Мир передо мной то расплывался, то становился четким, от алых вспышек вращающихся фонариков болели глаза.

Мне стоило бы убежать, но я не могла. Я вообще ничего не могла сделать, кроме как смотреть в черные, как зола, глаза шаньсэня, с содроганием понимая, что однажды мои собственные будут выглядеть такими же пустыми. Такими же бездушными.

В мою сторону полетела тарелка с рыбой, приготовленной на пару, и, пригнувшись, я спряталась под банкетным столом.

Там уже сидели трое слуг – их зубы стучали, шеи блестели от пота. Они прикрывали друг другу уши, чтобы заглушить крики гостей, и молились о том, чтобы выжить.

С каждой минутой воздух все больше насыщался едким запахом соли и железа, сдавливая мое горло до тех пор, пока меня не затошнило. Я пыталась сосредоточиться на разлетающейся во все стороны еде вместо падающих трупов. Их было слишком много, чтобы сосчитать.

Рядом со мной упал министр, чей ярко-синий халат был разорван на торсе. Слуги в ужасе отпрянули, но я утянула министра под стол для защиты.

На его шелковом одеянии расцветала темная кровь, окрашивая в багряный золотые пуговицы и пятная нефритовые амулеты на поясе, которые носили многие министры. Они верили, что нефрит защитит их от болезней и неудачи.