Но я так не умею, как, собственно, проходить сквозь стены, так что ничего не остается, кроме как чувствовать порезы на своей душе, что сейчас разом открылись и кровоточат.

А он в ярости.

Я хорошо знаю это выражение лица, правда, когда-то оно не было вызвано мной, а сейчас именно я причина этих чувств: плотно сжатые челюсти выдают мышцу, которая сильно пульсирует. Губы добела сжаты. А взгляд…в них сейчас разворачивается война. Бесконечный костер, который обещает мне целую вереницу незабываемых ощущений.

Отвожу взгляд. Малодушно стараюсь спрятаться от гнета, но это не тот вариант, который мне доступен. О нет! Ваню так не устраивает.

Он хватает меня за челюсть, с силой ее сдавливает и заставляет смотреть на себя так, как он хочет, то есть долго, испытывая все виды боли и без возможности сбежать от дела рук своих.

Ведь…давайте будем честными. Это моя вина. Я это заслужила.

- Не смей от меня отворачиваться, сука, - хрипит, роняя голос все ниже в бездну, - И никогда…ты услышала меня?! Никогда не смей говорить о своем отце так, будто он еще что-то может.

Еще? Что значит еще?

Я не спрашиваю вслух, но думаю, что этот вопрос хорошо отпечатывается на моем нахмуренном лбу, и Ваня улыбается. Ну как? Скалится скорее.

- Охо-хо…лисичка, не говори, что ты не понимаешь, о чем я говорю…

Но я не понимаю. Правда. Что значит…еще?

- Я тебе сейчас объясню.

Он резко, сильно тянет меня к себе, заставляя подняться на ноги, а когда я оступаюсь, дергает за руку. Грубо. Это грубо, но я не ропщу, да и когда? Если твое лицо снова в капкане пальцев, от которых по-привычному пахнет табаком.

- Смотри, твою мать! Смотри внимательно!

Он заставляет меня смотреть на территорию. Я понимаю, чего он ждет: различия. Он хочет, чтобы я увидела различия, но…я итак их уже заметила и все равно не понимаю.

- Все видишь?! Думаешь, это рук твоего ублюдочного папаши, а?! Правда, так считаешь?!

- Я не…Ваня…

Свирепеет моментально, а еще через мгновение разворачивается и буквально швыряет меня на постель. Как я не перекувырнулась и не грохнулась — большая загадка, но рукой прикладываюсь знатно. От неожиданности тихо вскрикиваю, но быстро прикусываю язык и смотрю на него.

Потому что мне страшно издавать звуки. Потому что нельзя. Да и какой в них смысл? Чему суждено случиться, того не избежишь, и за все приходится платить.

Рано или поздно.

Кого я пыталась обмануть? На самом деле, я всегда знала, что этот момент настанет. Почему-то. Интуиция подсказывала, что я непременно расплачусь за все, что совершила в прошлом, но, если честно, мне всегда казалось, что моим палачом будет кто-то другой.

Не он.

Когда-то Ваня не был способен даже назвать меня плохим словом, а после полученной пощечины, что до сих пор горит на щеке, приходится признать, что прошлого уже давно нет.

И опять же: это моя вина.

Чего теперь-то жалеть себя? Поздно. И сокрушаться поздно. Сделанного не воротишь, можно только подготовиться…

Как он меня накажет? Это будут удары? Он меня изобьет? Сначала. Потому что конец для меня ясен был еще в коридоре: он непременно убьет меня. Но что будет «до»? Какую месть ты для меня приготовил?

Надеюсь, это будет не что-то мерзкое…

- Никогда не смей называть меня по имени, - чеканит, щурясь, - Ты услышала меня?! Никогда.

Я киваю.

Что мне остается? Спорить не посмею. Во-первых, из-за стыда, а во-вторых, мне банально страшно, да и я правда забыла, а как это? Спорить?

Не уверена, что такой ответ его устраивает, хотя он и ухмыляется. Мне кажется, что в глазах возникает больше вопрос, нежели принятие, но, скорее всего, это просто игра воображения.