Встав под прохладный душ, Алка размышляла: «Второй раз за неделю он снится. У него жена да наверняка и куча любовниц. А я с ним всю ночь любовью занималась. Забудь о нем!» Сама же прекрасно сознавала, что никто ей, кроме него, не нужен.

Сколько раз за эти годы одиночества приглашали ее на свидания! Ничто ее не прельщало. «А все потому, что в глубине души ты никогда не переставала любить его! Хотя знаешь, что, кроме горя, ничего он тебе не принесет!»

Ругая себя на чем свет стоит, Алка прошла на кухню, заварила чай и по привычке сняла трубку своего горе-телефона. Но друг ее детства упорно молчал.

Дождь за окном лил как из ведра. «Вот погодка-то. А я на кладбище собралась. Хотя, может, оно и к лучшему – некому будет глазеть на меня. От слежки еще отделаться надо, – Алка хохотнула. – Ну прямо агент 007, хотя мужик не дурак был и у него есть чему поучиться».

Натянув старенькие джинсы и кроссовки, убрав волосы под берет и застегнув куртку, она взялась за ручку двери и потянула ее на себя. То, что она увидела в следующий момент, заставило ее замереть от ужаса. Сердце, казалось, на мгновение остановилось, а после забилось в бешеном ритме. А потом она завизжала, пронзительно и тонко! Визжала, пока не начали хлопать двери соседей и кто-то не подхватил ее под руки и не оттащил в сторонку. Вокруг нее хлопотали какие-то женщины, вливали ей в рот горькое лекарство и все время гладили по голове и плечам, уговаривая успокоиться.

Но увиденное вновь и вновь вставало перед глазами: на лестничной площадке, упираясь головой в косяк ее двери, вверх лицом лежал лопоухий мальчишка. Вернее, труп, потому что горло его от уха до уха было перерезано. Лужа крови под ним показалась ей огромной. «Неужели в человеке так много крови? Почему у моей двери?! Ведь он мальчик совсем!» – мысли скакали как угорелые, тело сотрясала крупная дрожь. Алка не выдержала и разрыдалась.

Кто-то вызвал милицию, и опера, вполголоса переговариваясь, приступили к работе. Надо сказать, что работала опергруппа слаженно и четко – ни бестолковости, ни суеты. Первым делом опросили всех присутствующих, постепенно отсеивая тех, кто ничего толком не мог сказать. Тетя Марина была гвоздем программы, вещала обстоятельно, то и дело кивая в Алкину сторону. Труп упаковали и увезли, соседи разошлись по своим квартирам, и Алка осталась наедине с оперативниками и со своими страхами.

К ней пока никто не подходил – то ли из уважения к ее потрясению, то ли в память о том, что Колька, ее брат, когда-то был одним из них. Она сидела, сжавшись в комочек, в кухне на стуле, то и дело бросая взгляды на открытую дверь прихожей. Очерченный мелом силуэт да лужа крови – вот и все, что осталось от ушастого. Алка опять всхлипнула, отказываясь верить в происходящее. Кто-то наклонился над ней, заботливо взял за руку, нащупывая пульс:

– Как ты, Алк? – на нее с сочувствием смотрел Володька Самохин.

– Володь! Это что такое, а? – она уткнулась носом в его пальто и запричитала: – Он же ребенок совсем! Такая страшная смерть! Почему, когда милиция так нужна, ее никогда не оказывается рядом?!

Он достал платок и начал утирать ей лицо.

– Ты сейчас поедешь со мной, оставаться здесь одной тебе нельзя!

– Сейчас нельзя, а завтра что, можно будет, да? А завтра, может, меня вот так! – Алка заголосила: – Володя, я боюсь! Мне страшно!

– Алк, вставай. Поехали, – терпеливо уговаривал упирающуюся Аллу Володька, потом, чертыхнувшись, подхватил ее на руки и пошел к выходу.

Сдав ее в машине с рук на руки седоволосому врачу, Володька пошарил у нее в сумке:

– У тебя где ключи от квартиры, мне дверь закрыть нужно.