– И кредиты не помогают?

– Мизерные цены на зерно позволяют только-только расплатиться за кредитную солярку. На покупку новой техники и удобрений не остается ни шиша. Выручает плодородная землица да опытные механизаторы, умеющие из дерьма сделать конфетку.

– Сколько у тебя земли?

– Считай, все пенсионеры отдали мне в аренду свои паи.

– Как расплачиваешься с ними?

– Зерном да сеном для скота. Дровишки, уголь на зиму старикам привожу.

– Деньгами не платишь?

– Денег хватает только работающим мужикам. Осенью, после реализации зерна, тысяч по тридцать приходится на трудолюбивую душу. В прошлом году подарил чиновникам из продовольственной корпорации пару фляг меда с собственной пасеки, так они расщедрились. Оплатили зерно по высшей ставке, и моим механизаторам досталось почти в два раза больше деньжат.

– Берут чиновники взятки?

– Еще как берут!.. Раньше совслужащие тоже брали, но стеснялись. А теперь нагло вымогают «на лапу».

– Развивать хозяйство не планируешь?

– Хотел создать животноводческую ферму с молочным уклоном, да цены на молоко очень уж смешные. Короче, куда ни кинь – везде клин.

– Мельница, хлебопекарня, магазин оправдывают себя?

– Концы с концами свожу. Это я создал ради того, чтобы люди не мотались за каждым пустяком в райцентр. Ну и для трудоспособных женщин какой-никакой заработок.

– К слову, Андрей… На твой взгляд, могла Шиферова за неделю наторговать десять тысяч выручки?

– Сомневаюсь. Основная выручка у нее от водки. Десять тысяч рублей – это около двухсот поллитровок. Такую уйму спиртного нашим алкашам за неделю, пожалуй, не осилить.

– Говорят, Клава безбожно обсчитывает покупателей…

– Водится за Клавой такой грех. Заводил с ней разговор на эту тему. Отбрила: «Андрюша, директор торгпредприятия сказал, что в сельмаге у меня кроме оклада будут конторские счеты, калькулятор и весы. Понял, чем старик бабку донял?»… Короче, мухлюет Клавка с благословения руководства агонизирующей торговой монополии.

За разговором незаметно миновали лесной участок дороги и выехали к обширному зеленому лугу, вдоль и поперек изъезженному легковыми автомобилями.

– Кто это исколесил луговину? – спросил участковый.

– Райцентровские грибники. Раньше здесь было колхозное пастбище. Теперь обильно растут шампиньоны и свинушки, – ответил фермер и показал на ветхий строительный вагончик возле покосившейся жердяной изгороди, некогда ограждавшей загон для скота. – Направляйся, Саня, прямиком туда.

Двораковский свернул на промятую в траве автомобильную колею, словно по линейке вытянувшуюся от опушки леса к вагончику, и на малой скорости подъехал к распахнутой двери. Тотчас из выставленного оконца вагончика шумно выпорхнула длиннохвостая сорока и, застрекотав, полетела к лесу.

– По-моему, здесь людским духом не пахнет, – слезая с мотоцикла, сказал участковый.

– Посмотрим – увидим, – добавил фермер.

Увиденное поразило обоих. У оконца на грубо сколоченном столе лежали исклеванные сорокой ломти хлеба и крупно нарезанные куски колбасы. Рядом стояла ополовиненная поллитровка с этикеткой «Столица Сибири». Горлышко другой, непочатой, бутылки торчало из полиэтиленового пакета, прислоненного к ножке стола. А на грязном полу, зажав в правой руке нож с остроконечным лезвием и уставив в потолок остекленевшие глаза, лежал худощавый мужчина неопределенного возраста. На левой стороне груди мертвеца запеклось бурое пятно крови, пропитавшей серую футболку с надписью «BOSS». Оба кармана измятых черных брюк были вывернуты.

– Кипятилов?.. – глядя на труп, спросил участковый.

– Он, Эдик, – мрачно ответил фермер. – Веселенькая история… Что будем делать, Саня?