– Ну что ж, представлять вас друг другу не надо. Фрейя, посмотри, чем можно помочь нашему гостю. – Не добавив никаких пояснений и даже не намекнув, что все это значит, Эльса повернулась и вышла.

Хюльдар неловко ухмыльнулся. В отличие от Фрейи, он злился на нее не так, как она на него. Точнее, он вообще на нее не злился, судя по продолжающимся попыткам возобновить знакомство. После того злосчастного выстрела судьба сводила их чаще, чем ей хотелось бы. Оба они вызывались свидетелями в суд – сначала в один, над человеком, в которого стреляла Фрейя, а потом в другой, завершившийся гораздо быстрее, над ее братом Бальдуром, обвинявшимся во владении незарегистрированным огнестрельным оружием. Вдобавок к уже отбываемому он получил еще двенадцать месяцев. Фрейе этот срок представлялся невыносимым, а вот брат принял приговор стойко и даже бровью не повел. «Будет время подумать», – сказал он сестре. О чем брат станет думать, Фрейя не хотела даже представлять. Возможно, Бальдур не возмущался еще и потому, что она, по крайней мере, попыталась солгать относительно происхождения оружия, заявив, что нашла его на улице. Надо отдать должное, этот подлец Хюльдар поддержал ее, сказав, что понятия не имеет, как оружие попало к ней. Впрочем, толку от всего этого было мало, а тот факт, что она оказалась в долгу перед ним, лишь усилил ее неприязнь. Судьбу Бальдура решили отпечатки его пальцев на оружии; сама же Фрейя лишь чудом избежала обвинения в лжесвидетельстве. Однако этот момент сыграл свою роль в решении понизить ее в должности.

– Можно войти?

– Входи, – холодно сказала Фрейя.

– А сесть тоже можно?

– Садись, – произнесла она тем же тоном и, когда он устроился на стуле, добавила: – Чем могу помочь?

– Вот ты мне и скажи. – Хюльдар положил на стол лист бумаги.

Всматриваясь в неряшливые каракули, Фрейя рассуждала, что могла бы и догадаться – почерк у него безобразный.

– Расследую одно дельце, и мнение детского психолога было бы очень даже кстати. – Хюльдар улыбнулся той же кривой, чуть смущенной улыбкой, что осветила его лицо минуту назад, когда он стоял на пороге. – А ты единственная, кого я знаю в этой области.

– Понятно. – Фрейя решила, что этого пока достаточно. Чем меньше слов, тем лучше. Пусть не думает, что ей не терпится поболтать по-дружески.

– Да, ну вот… Пока не начал… Ты, кстати, как? – Он выдержал ее взгляд и даже не моргнул. В том и заключалась сила обаяния этого придурка, что, когда он полностью переключался на нее, выражение рассеянности исчезало. Разумеется, Хюльдар был таким со всеми женщинами.

– Хорошо. Отлично. – Она не стала отвечать на любезность любезностью, спрашивать, как его дела.

– А твой брат?

– Хорошо. Отлично. Так что ты хотел спросить?

Прохладный прием и грубовато-короткие ответы, похоже, ничуть его не смутили. Он лишь вежливо улыбнулся и перешел к делу.

– Это написал четырнадцатилетний школьник или школьница. Скорее, все-таки парень. Хотелось бы знать, стоит ли из-за этого беспокоиться.

– Посмотрим.

Хюльдар подтолкнул к ней листок. Фрейя прочитала и вернула ему текст.

– Когда это было написано и при каких обстоятельствах?

– Десять лет назад, почти день в день…

Хюльдар рассказал о совместном проекте двух школ, о временно́й капсуле. Фрейя слушала без особого интереса.

– Боюсь, ничем не смогу тебе помочь. Не с чего начать. Но, думаю, волноваться причин нет. Подростки часто представляют, как однажды убьют своих врагов, но фантазии так и остаются фантазиями. Здесь нужно знать бэкграунд – если подросток был зол, когда писал это, то, возможно, из-за того, что указанные люди что-то сделали в тот день. Если это так, то причин для беспокойства нет. Злость со временем пройдет, система очистится. А вот если паренек таил злобу долго, холил ее и лелеял, тогда дело другое. Но это маловероятно. Чтобы десять лет носить в себе ненависть, нужна очень сильная мотивация. Очень сильная.