— Простите, — удрученно говорю я, подыгрывая Клоду. — Боюсь у нас нет и десяти.

Для большей убедительности я всхлипываю носом, словно вот вот расплачусь от досады. — Клод, может быть все-таки пусть придет человек из инквизиции и засвидетельствует.

— Нет, — отрезает он. — Я не говорил тебе, Адри, но я сохранил немного денег на такой случай.

Он отворачивается, лезет запазуху и пересчитывает деньги, которых у него, конечно же, гораздо больше.

— Вот, это все, что есть. Восемь золотых, — говорит он и протягивает женщине, я вижу, что его рука едва заметно дрожит.

— Восемь…. Ну что ж. Будь по вашему.

Она сгребает деньги и снова улыбается, светя своей искусственной челюстью.

Женщина осторожно берет меня за руку. — пойдем, девочка моя. Твой братик подождет на улице, а я быстренько все проверю, без всяких инквизиторов.

— Не мешкайте, — строго говорит он отборщице и выходит на улицу.

Она отводит меня за ширму и велит раздеваться, стараясь не смотреть мне в глаза.

Но когда я скидываю одежду, я улавливаю взгляд, который бросает на меня женщина. В нем, и восхищение, и зависть, и досада и еще много такого, чего я не могу распознать.

-- Эх, а когда-то я была так же молода... Хотя, далеко не так красива, -- с досадой бормочет она себе под нос. -- Ну чтоже, посмотрим... Да не дрожи ты так, не укушу я тебя!

Когда она осматривает меня я зажмуриваюсь, думая только о том, выдержит ли иллюзия, не распадется ли при таком близком контакте с посторонним человеком. Не почувствует ли она чего-нибудь. Не разглядит ли как-то скрытое кольцо.

Чувствую, что от ее прикосновений к моей коже, покалывание в затылке, которое и так уже было слишком навязчивым, теперь становится почти нестерпимым, и все тело начинает выкручивать наизнанку. Боль во всем теле резко нарастает, требуя снять кольцо немедленно.

4. 4

— Ну что же, — слышу я ее неторопливый голос сквозь чудовищную боль в затылке. — Похоже, все в порядке, девочка. Нет никаких сомнений, что ты невинна и чиста.

Она неторопливо поднимается и улыбается мне счастливой улыбкой.

Мне только остается надеяться, что моя ответная гримаса хотя бы отдаленно напоминает улыбку, которую я пытаюсь выдавить из себя через чудовищную боль, что вызывает кольцо.

— Сними, сними немедленно, — как будто кричит все мое естество. — Ты погибнешь, если не снимешь.

— Можешь одеваться, — бросает женщина и уходит, оставляя меня за ширмой в одиночестве.

— Уже все! — повышает она голос. — и я слышу сквозь ширму, как она начинает копаться в каких-то бумагах.

Дыша, словно загнанный зверь. я сдергиваю с себя кольцо, и сажусь на пол от бессилия, молясь, чтобы приемщица не зашла сюда снова. Надеясь, что, Клод ее отвлечет.

Темные волосы, что струились по моим плечам, мгновенно исчезают, и на голове остаются мои короткие золотые пряди. Быстро, как могу, натягиваю на себя одежду, смотрю в маленькое зеркальце, приделанное к ширме и вижу свое подлинное лицо, на котором все еще застыла печать боли.

Я высчитала, что если носить кольцо около часа не снимая, то едва заметная вибрация во всем теле переходит в покалывание. Если проигнорировать это и носить дальше, на следующий час покалывание переходит в боль. Мне еще ни разу не удавалось проносить кольцо больше трех часов подряд, но тогда меня никто не трогал. Очевидно, столь близкий контакт с другим человеком вытягивает все возможные силы предельно стремительно, буквально за считанные секунды… Мне стоило подготовиться к этому. Но с другой стороны, как к такому можно приготовиться? Наверняка есть какая-то магическая практика, позволяющая продлить действие кольца, но я не знаю ровным счетом ничего.