– Так, тебе самую последнюю – и хорош. Да, и на вот. – Дмитрий услужливо сунул в карман напарнику пачку жевательной резинки. – Сожрешь сразу несколько. Дабы чудовище лишний раз не раздражать.

– Кого не раздражать?

– Яну Викторовну твою, кого ж еще?

– Аа-а! Спасибо.

– И – не дрейфь, дружище! В конце концов, там наверняка должны водиться местные отзывчивые селянки. Падкие на гостей из культурной столицы.

– Те, которые «отзывчивые», давно в эту самую культурную столицу перебрались. На заработки.

– Может, и так, – покладисто согласился Петрухин. – Тогда извини, но больше ничего не остается, как залудить в вечеру вискаря и брать штурмом старую и страшную юрисконсультшу. Только ей много не наливай: практика показывает, что пьяное женское чудовище способно на грубое изнасилование.

– Было бы неплохо, – машинально отозвался Купцов.

– Чего «неплохо»?

– А? Да нет, это я так, о своем.

– Ну-ну. Короче, ты там не тушуйся. И помни: командировка без секса, это все равно что…

– Блин! Ты заколебал меня уже! Со своим сексом!!! – непроизвольно взорвалось многонедельно-неудовлетворенное купцовское либидо.

– Спокойнее, инспектор! Держите себя в руках! Между прочим, мы с вами еще не в том возрасте, чтобы уподобляться Исааку Абрамычу.

– Кому?!

– Как? Ты не в курсе? Анекдот такой есть. Мне его Шафаревич, опер из Бэ-Ха-Управления, рассказывал: «„Исаак Абрамович, таки как вы относитесь к сексу?“ – „Если честно, не очень“. – „А шо такое?“ – „Во-первых, меня укачивает. А во-вторых, после меня надо перетрахивать“».

Не успел Петрухин заржать над своим же анекдотом, как в кабинете затревознил телефон.

– Вас слушают! – официально отозвался Дмитрий и тут же сменил тон на игривый, рассчитывая на легкую зависть напарника. – Ах, это ты, заюшка!.. Что?.. Угу. А уж как я-то соскучился… А вот сегодня вечерком и встретимся… Что ты говоришь?.. Уже подъехали?.. Да, здесь… Сейчас выходит… Ну все, целую… Господин инспектор, таксо подано! Луканин с мадам на парковочке.

– Ну тогда пошел я, что ли?

– Давай хоть сумку до машины донесу, – благородно предложил Петрухин.

– Не надо, не провожай. А то еще расплачусь.

– Наше дело предложить – ваше дело отказаться. Всё, счастливо… Да, и это… – Дмитрий неожиданно посерьезнел: – Ленька!

– Ау?

– Я так и не понял, что там Брюнет намекал насчет гранатомета и засады. Его ведь не поймешь – то ли хохмит, то ли и в самом деле знает больше, чем говорит. Но все равно – поаккуратнее там. И лишний раз на рожон не лезь. Лады?

– Да вы никак тревожитесь за меня, инспектор? – прищурился Купцов.

И Петрухин в ответ поспешил разбавить искреннюю озабоченность напускным цинизмом:

– На самом деле я в первую очередь за себя тревожусь. Попадешь там, по извечной дурости своей, в какой-нить блудняк. А разруливать да дерьмо разгребать кого следом пошлют? Вот то-то…

Купцов вышел из кабинета, а Дмитрий переместился к окну, привычным жестом раздвинул жалюзи и выцепил взглядом «фронтеру», коей в данный момент Коля-Ваня старательно протирал лобовое стекло. Рядом стояла незнакомая Петрухину ладная шатенка (всё при ней!) и курила длинную дамскую сигарету.

– Не понял? А где бабуля? Странно… Хм, а это что за мамзель? Почему не знаю?.. А ведь хороша! Ей-богу, хороша!

Через минуту на парковке показался Купцов, и Коля-Ваня, торопливо выдвинувшись навстречу, угодливо перехватил у него сумку. Всё правильно: после истории с убийством Нокаута Луканин был инспекторам по гроб жизни должен.

Освободившись от багажа, Купцов за руку поздоровался с шатенкой и вполне по-свойски заговорил о чем-то. Вскоре та расхохоталась, а вот наблюдавший за ними Петрухин, напротив, нахмурился. Смутная догадка мелькнула в его мозгу.