Но печатный станок, в таком случае, отпадал. Фальшивые ассигнации печатались бы в Турции. Это и большой тираж, и хорошее качество, и относительно дешево. К тому же, не надо постоянно бояться, что тебя вот-вот накроет жандармерия.

Дальше. На кого можно было бы возложить обязанности по переброске фальшивок? Да на кого угодно! На того же Анания Ситникова, к примеру. Родившись в старообрядческой семье поповского согласия, а после второго брака числясь принадлежащим к официальному православию, часто отлучался он по заводским делам в другие губернии и, как оказалось, продолжал заниматься делами раскольников. После увольнения с завода, странствуя по разным местам, – из города в город, от одного скита в другой, – он вполне мог исполнять обязанности курьера. А почему бы и нет? Ведь закупал же он книги, иконы, прочую утварь, исполнял всевозможные поручения.

Что же касается Тимофея Смагина, то сидел он на своем месте ровно, и на курьерскую беготню не разменивался. Постепенно выяснялось, что мещанин-старообрядец Смагин, в прошлом – зажиточный купец, промышлявший торговлей мясом и хлебом, а ныне действующий лишь по поручениям пермского купца Любимова, предоставлял дом свой не только для ночлега всевозможных переселенцев-раскольников, а сидел на пересечении своеобразной паутины. Паутины, по которой общались и переписывались старообрядцы Москвы, Петербурга, всего Поволжья, Киева, Кавказа, Болгарии и даже Турции.

Вот вам и исполнитель и координатор всего этого безобразия. Но были и еще участники. Кроме указаний местоположения раскольничьих обителей, чиновник добился от арестованных еще с десяток имен и фамилий, которые необходимо было проверить.

Чего Салтыков не смог пока выяснить, так это каким образом в вещах у Ситникова оказался золотой дукат? Разбойник отвечал неохотно, юлил, и озвученная им версия выглядела неправдоподобной. Салтыков не стал дожимать старика, оставляя одного в сырой и холодной камере, – пущай помучается.

Санкт-Петербург. В министерских приемных

– Ну, как ваша матушка? – поинтересовался Дмитрий Гаврилович Бибиков у вошедшего в кабинет Аверкиева.

– Полегчало, но не сильно, Ваше высокопревосходительство.

Прошлое свое отсутствие на службе коллежский асессор выдал за очередное обострение у матери Ольги Петровны. Старуха страдала брыжейными связками.

– Замечательно, – сказал министр, – А у меня для вас поручение.

– С превеликим удовольствием.

Генерал от инфантерии протянул чиновнику готовое предписание.

– Надобно в Вятку съездить. В канцелярию местного губернатора. Там у них и заговор против Государя императора и фальшивые ассигнации… Так что посмотрите документы, оцените их значимость, произведете выемку. Потом ко мне с бумагами. Может, дело выеденного яйца не стоит.

– Слушаюсь, Ваше высокопревосходительство, – отчеканил чиновник, – Какие-то особые пожелания?

Герой Бородина вскинул седые брови.

– Привезете бумаги – там видно будет. Пока все что я знаю, это бравурные рапорты губернатора Семенова. Но можно ли верить написанному? Кстати, ежели будет такая возможность, разузнайте побольше о следователе, которому сие дело поручено. Опять же: уж больно хвалебно о нем губернатор отзывается. А я такие patronage7 не приветствую.


Спустя непродолжительное время коллежский асессор Аверкиев сидел в кабинете другого ведомства.

– Значит, в Вятку едите? – спрашивал Сагтынский.

– Совершенно верно, ваше превосходительство. От канцелярии начальника Вятской губернии командирован в Сарапул некий Салтыков для следствия по делу старообрядцев. Что-то там такое нашли, и теперь думают, что раскольники к заговору и печатанию фальшивых денег причастны. Его высокопревосходительство господин министр бумаги по делу затребовал, секретным образом.