– Вот так я с ним расправлюсь, – утирая пот и пытаясь отдышаться, пообещал Ушанкин.

– А что же ты вчера переконил, – поддел Троекуров, – вчера нужно было ему юшку пускать.

– Действительно, – поддержал один из соседей, – чего теперь кулаками махать.

– Ни б, – рассердился Витёк, – я думал, он власть. А он просто психованный. Чтобы я свой особняк психу подарил? Да ни в жисть. Кто со мной пойдёт?

Желающих не нашлось. Напрасно Ушанкин предлагал часть апартаментов своим храбрым соратникам, напрасно расписывал величину плазменного телевизора и мягкость белого дивана. Добровольцы залегли в окопах: набить втихаря пачку Серому это завсегда. А так, чтобы штурмом брать особняк и выбивать «товарищей» силой – нет, это чревато. Тогда Витюша предложил для храбрости накатить.

– А у тебя есть? – сразу оживилось войско.

– Только для десантников, – отрезал Ушанкин, – кто пьёт, тот идёт в атаку.

– А у тебя много? – недоверчиво сощурились ополченцы.

– По литру на рыло выставляю, – заявил вербовщик, – коньяк «Хунаси».

– «Хеннеси», – поправил один из соседей.

– Хороший? – поинтересовались одни.

– Сойдёт, – успокоили другие.

Все за исключением Крылова, Троекурова и двух очкариков, согласились под командованием Витюши взять штурмом его кровный особняк.

– Но, не взыщи, Серафим, твоя мансарда кому-нибудь другому достанется, – предупредил распалённый Витёк.

– Например, мне, – предположил давно положивший на неё глаз Игорёк.

– Смотри, Витюха, – шмыгнул носом Троекуров, – их там много.

– Они все пьяные в дымину, – рассмеялся Ушанкин, – мы их одной левой выбьем.

– Да вы через два часа такие же будете, – накаркал Крылов.

– Мы по двести фронтовых и в атаку, – начал убеждать себя и других полководец Ушанкин.

– Остальное выпьем за победу, – поддержало томимое жаждой войско.

Витюха вынес два ящика заныканного коньяка в песочницу, и артиллерийская подготовка началась. Первые сто грамм ушли незамеченными. Вторые, как водится, за победу. После третьей Витюша вновь изобразил, как глумится над поверженным врагом. Движения его стали замедленными и немного балетными. Ушанкин напоминал фигуриста, исполняющего тройной тулуп в замедленном повторе, только вместо льда под ним скрипел песок. Пару раз Витюха упал, но какое фигурное катание без падений? Дальше полководец Ушанкин допустил стратегическую ошибку: вместо того, чтобы, возглавив осмелевшее войско, ворваться во вражескую крепость, он предложил на посошок. Посошок растянулся на три захода: пристяжную, отходную и уже без названия. Когда ящики с артиллерийскими снарядами иссякли, пехота лежала вокруг песочницы в немыслимых позах. Как будто и вправду пехотинцы пали смертью храбрых положенные шквальным огнём противника. Игорёк лежал поперёк сидения качелей и тупо смотрел в землю. Сосед с третьего этажа, лежащий с зажатой бутылкой в руке, напоминал политрука с гранатой, поднимающего взвод в атаку. Сосед с пятого обхватил ножку детского грибочка руками, и казалось, это медсестра выносит раненого бойца с поля боя под свист и улюлюканье снарядов. Витюша лежал на спине, глаза его были устремлены в небо. Губы шевелились, отдавая неслышные приказы, вытянутая правая рука держала шарф, он полоскал на ветру как знамя.

– Витюху убили! – послышалось с улицы.

Жильцы стали собираться у холодной и неуютной песочницы, хранившей следы вчерашнего пира. Было семь утра. Побитое «Хенесси» войско расползлось около часу ночи, оставив на стылой земле боевые доспехи. Варежки и шапки, шарфы и даже чей-то носок, припорошенные снегом, напоминали о вчерашнем побоище с Зелёным Змием.