–И что ты предлагаешь? – мэр слушал его, не отрывая взгляда от окна.

–Закрыть… того… дом досуга.

–Еще один, – рассмеялся Николай Иваныч.

–Что это значит?

–Это значит, что твое предложение не ново. Я который день ваши сопли выслушиваю. И хоть бы один предложил что дельное. Нет, один бред недальновидный несете. Ну ладно эти коммерсы тупорылые, ну ты-то, Федорыч, твоя-то смекалка и прозорливость куда девалась?

–В смысле?

–Ну первое. Я уже сегодня говорил, что чем меньше знаменатель, тем больше дробь. Чем меньше народонаселения, тем легче им управлять. Так? И второе. Ну кто в этом Приозерном жил? Я тебе сейчас Саяпина приведу, так он тебе расскажет, что там через одного – у всех или привод или судимость. Без такого контингента ему и работалось бы легче и тебе жилось бы спокойнее. А ты все за свое – закрыть, закрыть. Ну сколько их там умерло-то? Трое. Ну это же не три тысячи и даже не три сотни. Подумаешь… Сам-то, наверняка, захаживаешь в дом досуга, который секунду назад беззастенчиво предлагал закрыть?

–Я не… я…

–Ну ладно, не мямли. У меня и без тебя от проблем голова раскалывается. В подчинении – сотни учреждений и тысячи людей, а радует одно. И одна подчиненная.

–Это которая?

–А вот я тебя сейчас с ней познакомлю. Поедем-ка.


Пару дней спустя ситуация не изменилась – разве что в худшую сторону. Шедшая на работу Катя вновь стала свидетельницей огромной очереди из женщин на входе в бордель. Только на этот раз увидела она здесь свою старую знакомую – школьную учительницу Марину Дмитриевну. Не выдержала – подошла к ней, разговорилась.

–Ой, Марина Дмитриевна, здрасьте, Вы как здесь?

–А как все, – потрясая в руке трудовой книжкой, бахвалялась собеседница. – Пришла вот на работу устраиваться.

–Вы? Сюда? Зачем? – Катя покраснела, а учительница и глазом не повела.

–Ты знаешь, я давно думала. И зарплата приличная, и платят вовремя, и работа, что называется, не пыльная. А у нас – ну сама знаешь. А тут еще и обстоятельства удачно сложились – школу-то нашу закрыли.

–Как закрыли? Почему?

–Не знаю, мэр по всему городу школы да детские сады укрупняет. Денег, говорит, в бюджете нету нас кормить. Ну и ладно, думаю, пошла сюда. Прихожу – а тут уж все наши как одна стоят.

–Но все-таки в Вашем-то возрасте…

–А чего?

–Что Вы здесь делать-то будете?

–То же, что и там – молодежь обучать. Кто их научит как надо? Только опытные педагогические кадры… А ты все там, в поликлинике работаешь?

–Да.

–Да уж, не позавидуешь. Ты приходила б сюда скорей. Чего там-то гнить – прозябать? Вообще, – шепотом добавила учительница, – говорят сюда скоро только с высшим образованием принимать будут, отсев уж больно строг конкурс вишь большой. Так что поторопилась бы ты, пока молодая-то, упустишь свое счастье, ох, упустишь…

…Катя стояла на пороге кабинета и глядела на Мойшу глазами, круглыми от ужаса. Он читал биографию Земмельвайса, но, завидев ее, отложил книгу и обратил на нее свой взор.

–Что на этот раз? Опять кто-то умер?

–Хуже.

–Что может быть хуже?

–Учителя на панель пошли. Все в дом досуга устраиваются, – Катя едва сдерживала слезы.

–Oh, tempora, oh, mores1

–И все? Это все, что ты в такую минуту можешь сказать?

–А что я должен был сказать?! – удивленно всплеснул руками Мойша. – Я тебе давно говорю, давай уедем, здесь жизни нет и не будет. Они сначала все с ума сойдут на почве этого публичного дома, а потом помрут от заболеваний, передающихся половым путем. И все! Тебя прельщает эта участь?

–Да я не о том! Надо же спасать людей.

–Спасать можно только того, кто сам хочет быть спасенным. Как ты принудительно наденешь на человека спасательный жилет? Спасение утопающих… сама же знаешь…