Для победы революции было бы всего лучше, если бы террора вовсе не существовало, но в определенные моменты истории террор бывает не организованным, а стихийным: сентябрьские убийства во Франции, махновщина в нашу гражданскую войну, истребление власовцев, попадавших в плен к нашим солдатам во Вторую мировую войну (вопреки запрещению убивать пленных). Организованный террор имеет по крайней мере три источника: 1) локализация и смягчение стихийного террора, с целью постепенной его ликвидации: такова, видимо, была мысль Дантона при организации Революционного Трибунала; 2) паника руководителей (у нас – расстрел заложников после покушения на убийство Ленина); 3) удобный метод расправиться со своими политическими соперниками. Несвоевременная попытка ликвидации террора путем убийства главы террористов (Шарлотта Кордэ) или попытки ликвидации системы террора (жирондисты) часто кончается гибелью без всякой пользы для дела, но честь и слава тем, кто пытается ликвидировать систему ужаса. Даже если бы Лантенак был подлинно тем чудовищем, которым он изображен у Гюго, поступок Говэна следует одобрить. Если Лантенак оставался чудовищем, так он был бы не способен на такое самопожертвование; а если оказался способен, значит он перестал уже быть тем чудовищем, каким был до этого. И какое впечатление могло бы то или иное решение произвести на крестьянские массы шуанов? Если бы Лантенак был казнен, они имели бы право сказать: «Воюют буржуи с аристократами, им дела нет до крестьянских детей, а видно, нашему-то маркизу жизнь наших ребят ближе, если он своей жизнью пожертвовал, чтобы спасти неизвестных ему и чуждых по классу ребят: бей буржуев, да здравствует король!»
Крупные успехи в деле борьбы с вандейским мятежом были достигнуты реальным прообразом Говэна, Гошем, и не вопреки его гуманности, а благодаря этой гуманности. И в нашей революции, мы знаем, ужасный и бессмысленный террор в Крыму (истребление пленных офицеров) не предотвратил кронштадтского мятежа. Подняли бунт, как известно, матросы, многие из которых принимали активное участие в революционном терроре. И прекращение мятежей в России произошло не благодаря ликвидации кронштадтского мятежа, а благодаря введению нэпа, давшего реальное смягчение внутренней напряженности. Система террора была восстановлена Сталиным, и мы знаем, с какими ужасными результатами – XX Съезд Коммунистической партии твердо установил, что террор ежовщины был абсолютно вредным и способствовал только ослаблению нашей обороноспособности (для беспартийных, в общем, это было ясно и до съезда партии), а если Россия все-таки выдержала, то тут не обойтись и без старого изречения Тютчева:
Сейчас, к счастью, террор прекратился, надо думать, навсегда. Может быть, даже наблюдается избыток «милосердия» в смысле призыва амнистировать всех прежних преступников. Это тоже крайность: надо соблюсти истинную середину между террором и полной маниловщиной, иначе вся наша культура зарастет буйными сорняками, как это уже случилось в биологии, философии, экономике, партийном аппарате и проч.
В свете современных событий великолепный роман В. Гюго является подлинным пророчеством.
Дополнение. Мне пришло в голову еще одно соображение, Аргумент, что выпущенные на свободу крупные деятели контрреволюции используют свою свободу для продолжения борьбы кажется неотразимым для оправдания суровости, но на самом деле это не так. Я не знаю, как дело было с Красновым, но могло быть так. Противник революции, захваченный в плен и выпущенный на честное слово (обещая прекратить борьбу), узнает, что произошли совершенно не обоснованные и нелепые акты террора: у нас после покушения на убийство Ленина прямая виновница покушения Каплан по непосредственному приказу Ленина была пощажена, а впавшие в панику руководители во главе с Дзержинским расстреляли ни в чем не повинных несколько сот заложников, «в порядке красного террора» как представителей класса. В числе расстрелянных был, например, выдающийся священник, философ Орнатский.