У нас любят осуждать Шарлотту Кордэ, но если бы Шарлотта Кордэ не убила Марата, то Марат перебил бы Робеспьера и Дантона: «А ты, Робеспьер, – ты хоть и умеренный, но тебя это не спасет. Что ж, пудрись, взбивай букли, счищай пылинки, щеголяй, меняй каждый день сорочки, франти, рядись, – все равно тебе не миновать Гревской площади; одевайся с иголочки, все равно тебе отрубят голову топором».

Из всех трех один Дантон не был помешан на идее о собственном величии (стр. 128–129): «Спасенье только в одном, – вдруг воскликнул Марат, – спасенье в диктатуре. Вы знаете, Робеспьер, что я требую диктатора?

Робеспьер поднял голову.

– Знаю, Марат. Им должен быть или вы, или я.

– Я или вы, – сказал Марат.

А Дантон буркнул сквозь зубы:

– Диктатура? Только попробуйте».

Наиболее озлобленным, и, видимо, под влиянием в значительной степени непризнания как ученого был Марат, затем Робеспьер (стр. 132): «Марат не терпел, когда его имя произносилось вторым».

В перебранке Робеспьера и Марата они друг друга упрекают (и, видимо, справедливо) в уступках и в трусости – 10 августа Марат умолял Бюзо помочь ему бежать переодетым жокеем в Марсель, а Робеспьер спрятался во время сентябрьских событий.

Один Дантон всегда действовал смело и соответственно своим взглядам.

Любопытна фигура Армонвиля, по прозвищу «Красный колпак» (стр. 166), который, будучи другом Робеспьера, однако требовал, чтобы равновесия ради «вслед за Людовиком XVI гильотинировали Робеспьера». Оказывается (стр. 435, коммент.), Армонвиль (1756–1808), якобинец, был единственным рабочим среди членов Конвента и после свержения якобинской диктатуры вернулся к своей профессии ткача. Неглупый был рабочий: если бы его предложение прошло – не было бы режима террора, не было бы и контрреволюции.

Духовенство и революция. Весьма серьезным доводом в пользу того, что движущими силами революции являются идеи, – обилие духовенства (и аристократов, как увидим дальше) среди видных деятелей революции. Этот факт для меня является неожиданным. Опять-таки Дантон приводит список священников, искренних революционеров, и указывает: «если священник хорош, так уж хорош по- настоящему, не в пример прочим», причем сам Дантон, видимо, был религиозным человеком, он просто не был фанатиком.

Но в романе кроме Дантона приводится длинный ряд духовных лиц, активных деятелей революции, причем вовсе не упоминаются такие бывшие духовные лица как Талейран и Фуше (оба, по-моему, сначала были епископами или что-то вроде этого), так как это – заведомо проходимцы и карьеристы, для которых духовный сан был только средством извлечения материальных выгод.

Я составил список революционеров от духовенства по алфавиту, причем историчность большинства подтверждена комментатором (стр. 393–441):

1) Арну – обиньянский кюре, командир Дроммского батальона, просит отправить его на границу, а также сохранить за ним приход.

2) Вилат Иохим – священник-якобинец, член Революционного Трибунала. После 9 термидора был казнен.

3) Виллар Ноэль Габриэлю Люк (1748–1826) – епископ, член Конвента, сложил сан в 1793 году, потом был наполеоновским сенатором и членом Французской Академии.

4) Вожуа – старший викарий парижского архиепископа, член Революционного комитета, руководящего восстанием 10 августа 1792 года.

5) Гобель Жан-Батист-Жозеф (1727–1794) – член Учредительного собрания, в конце 1793 года публично снял с себя сан епископа, скинул митру и надел красный колпак; казнен по приговору Революционного Трибунала за принадлежность к фракции эбертистов-шометтистов.

6) Гомер Жан (1745–1805) – священник, член Конвента, был арестован вместе с жирондистами, но затем освобожден; позже был членом Совета Пятисот.