В апреле-мае 1972 года отец был в Ленинграде. В тот приезд его выступления собирали особенно большие аудитории, к нему ежедневно приходило очень много людей разного возраста из разных областей науки. Отец жил в атмосфере милой его сердцу полемики и обмена мнений. В ответе Энтомологическому обществу на поздравление к восьмидесятилетию он писал: «Мне польстило присуждение звания „возмутителя спокойствия“ Х. Насреддина… Образ возмутителя спокойствия умов и совести людей восходит к бессмертному Сократу и его не менее гениальному ученику Платону. Приятна и ссылка Г. Я. Бей-Биенко на слова „Друг Платон, но больший друг – истина“ – это было всегда одним из моих руководств к действию. В своей полемике с друзьями я иногда был чрезвычайно, даже чрезмерно резок – но ни в одном случае такая резкая полемика не приводила к расстройству дружеских отношений. За мою жизнь у меня не оказалось ни одного неверного друга и ни одного предателя-ученика – такое счастье дано не каждому».
Передвигался отец на костылях вследствие перелома ноги в шейке бедра. За ним приезжали, увозили, потом привозили обратно. Я видела вокруг него молодых людей, милые молодые лица, полные интереса и внимания. Он был очень счастлив.
В Ульяновск он вернулся в середине мая. Как писала мне его жена, он целую неделю «счастливо отсыпался» после бурных ленинградских впечатлений. В начале августа отец с женой выехал в Тольятти, откуда уже не вернулся…
Отец оставил много неопубликованных трудов и огромную переписку с разными лицами. Значение сделанного им смогут оценить как его друзья и единомышленники, так и научные противники. Все его наследие (более 2000 печатных листов) хранится в архиве АН в Санкт-Петербурге.
Публикацию подготовила Н. А. Папчинская
Историческая публицистика
Мысли о Нюрнбергском процессе[3]
В этом году я видел два подлинных шедевра американского кино: «Двенадцать разгневанных мужчин» в Новосибирске, а недавно, 29 ноября, с Оленькой[4] – «Нюрнбергский процесс» в кино «Дружба». По совершенству замысла и исполнения «Двенадцать разгневанных мужчин» не уступают, а может быть, даже превосходят «Нюрнбергский процесс», но последний шире по затрагиваемым проблемам[5]. Я хотел написать даже серьезную статью на эту тему, но так как у меня сейчас цейтнот, то ограничусь наброском, может быть, пригодится для будущего, в частности для «Баланса октября»[6].
«Нюрнбергский процесс» (производство США) касается не процесса 1945 года[7], когда судили главных немецких преступников, а процесса 1948 года, когда судьи были только американцы (три судьи), судившие в американской зоне четырех судебных деятелей. Из них три – явные нацисты, типичные представители гитлеровского верха, а четвертый (главный подсудимый в фильме), Эрнст Янинг, оказался среди нацистов неожиданно: он, в прошлом знаменитый прогрессивный юрист, вдруг в конце концов оказался министром юстиции при Гитлере, подписывавшим приговоры о стерилизации неполноценных и смертные приговоры (тут рассматривался только один) евреям за расовую измену (связь с арийкой). Ни один из подсудимых не признал себя виновным, а Янинг с самого начала отрицал подсудность, но в конце под впечатлением речи своего адвоката, который перестарался в его пользу и с чрезмерным пристрастием допрашивал немку, обвиняемую в связи с евреем (это она отрицала, но говорила, что этот еврей был самым добрым другом ее родителей и много помогал ее воспитанию, отчего она держала себя с ним как с отцом), он выступил с сознанием своей вины, отчего другие его товарищи кричали ему «предатель». В тюрьме он тоже держался одиноко от товарищей.