– Этот несчастный осел – его дом и добро…
Да еще носит на шее фазанье перо…
– Эй, ты подай-ка, корчмарь, ему хлеб и вина!
Да позови старика. (Как же бедность страшна…)
Может, уже подойдет он, поклонится нам?
Эй, расскажи-ка нам притчу, Ата Хайям…
Третья пещера заставила нас с Рапухом спускаться с немыслимой верхотуры, прыгая по-козлиному по не вызывающим никакого доверия уступам. Хорошо еще, что кто-то удосужился привязать за ютящиеся на них кривенькие ракиты веревку. Иначе бы я просто не смогла осуществить наполеоновские планы внереала.
Как только я ступила на камень, изображающий из себя порог, Рапух начал пританцовывать у меня за ухом.
«Я чувствую! Да! Идем, Ганя, идем уже, ну чего тянешь…»
Несмотря на все попытки внереала продинамить мою, выработавшуюся уже, методику, я достала из рюкзака шпульку капрона и, как всегда, прикрепила конец у входа за ветку.
На этот раз, чтоб не бегать за пером, я привязала его за ость ниткой к петле куртки. Так и мне было спокойно, что его не сдует ветром, и Рапуху не нужно сидеть в душном и тесном кармане.
Коридор то сужался, то расширялся. Иногда потолок уходил настолько высоко, что терялся из виду. Мы шли уже минут двадцать. Мне даже пришлось достать вторую шпульку и привязать нить к концу первой. Через пару минут впереди послышался плеск воды.
– Рапух, что там с твоими снами? Может вернемся, пока не утонули? – с опаской осведомилась я.
«Не останавливайся, пожалуйста, еще немного и мы придем!» – уверенно ответил мой внереал.
И правда, метров через семь мы вывалились в пещеру. Ну, вывалилась-то, конечно, я…
Дно пещеры было покатым и, если бы не торчащая из пола у нашего выхода каменная плита, я б укатилась в неведомые «тартарары».
За плитой, с правой стороны от входа, меж камней журчала вода. Она устремлялась к противоположной стороне по некоему подобию желоба, исчезая где-то между глыб, составляющих эту стену.
Рапух завибрировал и засветился.
– Что, мы нашли ее? Это «Абру»? – с надеждой обратилась я к внереалу.
«Подожди… Здесь есть немного силы и, видимо, когда-то был кто-то из моего племени, но это не «Абру»».
– Тогда пошли назад, а то у меня фонарик садится!
«Давай немного побудем тут! Если хочешь, выключи фонарик. И, пожалуйста, отвяжи меня!» – попросил Рапух.
Я бросила рюкзак на пол и села. Аккуратно отвязала внереала и раскрыла ладонь, отпуская. Рапух завис в воздухе посреди пещеры и засветился еще ярче.
С места, где я сидела, под светом внереала мне открылась неожиданная картинка: желоб, по которому стекала вода, виделся как бы остью пера. А плиты, расположенные по бокам от него (их я насчитала четыре), образовывали некое подобие опахала, обозначенное уже почти незаметной темной линией.
– Рапух, ты видишь то, что вижу я? Плиты и ручей… Это перо? – спросила я.
«Я видел это внутри сна ещё до того, как мы вошли сюда».
– И ничего мне не сказал? – возмутилась я.
«Надо было проверить», – терпеливо пояснил внереал.
– И что теперь?
«К сожалению, ничего. Ту силу, которую тут оставили, я забрал. Теперь это просто пещера».
Такая безапелляционность Рапуха меня смутила.
– А если хозяин силы вернется за ней, а ты все себе присвоил?
«Я обрадую тебя, если скажу, что того, кто оставил эти сны, больше нет?»
– Жаль, а что произошло?
«Не знаю, только сны уже холодные. Пока внереал есть, сила, которую он оставляет, горячая. Иногда даже можно сгореть, если позариться на чужое. В истории внереалов сначала такое бывало».
– А это? – я махнула рукой в сторону родника.
«Думаю, что когда-то здесь любил смотреть сны какой-то поэт, или писатель, а может, просто человек, случайно наткнувшийся тут на внереала. Это еще надо покопаться в тех снах, что здесь остались».