– Я Ада, – представилась я, протягивая руку.

Еще на секунду задержав взгляд на младшем брате, он наконец повернулся ко мне.

– Густ Райдер. Рад наконец с вами познакомиться, – ответил он и пожал мне руку. Крепко пожал.

Как видно, он из тех мужчин, что готовы принимать женщин всерьез.

– Взаимно. Мне очень понравилась ваша дочка.

Густ покачал головой, но глаза его весело блеснули.

– Да, она классная!

– Ладно, – проговорил, хлопнув в ладоши, Уэст, – а теперь, когда все со всеми познакомились, Густ, давай я тебе покажу, что у нас тут делается.

– Не нужно, – ответил Густ, прислонившись к столу и скрестив руки на груди. – Я хочу поговорить о проекте с Адой.

До сих пор мне не случалось видеть, чтобы Уэст терял жизнерадостность. Но сейчас он определенно… занервничал? Кадык у него заходил вверх-вниз, одной рукой он потирал подбородок, пальцами другой что-то нервно выстукивал на столе.

– Буду рада все вам показать и рассказать, – ответила я, – однако Уэстон знает о проекте то же, что и я.

Не знаю почему – это совершенно на меня не похоже! – но мне вдруг захотелось его успокоить и поддержать.

За эту неделю я узнал о себе много нового. Во-первых – кто бы мог подумать! – меня влечет к женщине в комбинезоне и с татуировками, которая на меня и смотреть не хочет. Во-вторых, оказывается, я похож на человека, который станет целоваться с указанной женщиной в баре, будучи помолвлен с другой.

Неприятное открытие. С чего бы Ада обо мне такого мнения? Однако раз такое пришло ей в голову – значит, были в ее жизни мужчины, от которых этого можно ожидать.

И это тоже неприятное открытие.

Так легко забыть, что она совсем не знает меня, а я ее – хоть и отчаянно хочу узнать.

Первая неделя подходила к концу, и пока что проект продвигался без сучка без задоринки. Я понимал, что такое везение не продлится вечно, и все же… черт возьми, Ада меня впечатляла! Они с Эваном управляли бригадой, словно опытный капитан кораблем. Говорили так, что наши рабочие умолкали и навостряли уши, стараясь не пропустить ни слова. Ада держалась неизменно спокойно и профессионально. Я слышал, как рабочие говорили, мол, «ей все нипочем и на всех плевать», но не думаю, что дело в этом. Тем более время от времени она отпускала шутки, над которыми покатывается вся бригада. Но затем снова пряталась в свою «профессиональную» раковину, где, похоже, ей было комфортнее всего.

Она вечно ходила с карандашом за ухом, а часто и с карандашами за обоими ушами – погруженная в работу, забывала, что карандаш у нее уже есть. Получались карандашные рожки.

Дурацкое словечко «кавай», кажется, как раз об этом.

Ада мне нравилась. Очень. Но, очевидно, старалась как можно меньше со мной пересекаться; а я сообразительный и умею понимать намеки.

Даже когда сам хочу лишь одного – быть с ней рядом.

Хочу узнать, над чем она готова смеяться так же искренне и заразительно, как тогда в баре. Какую музыку слушает в хорошем настроении и какую – в плохом. Какие у нее любимые блюда.

Хочу знать, откликается ли мне ее тело так же, как ей откликается мое.

Хочу получить еще один шанс.

Но, похоже, об этом и думать не стоило. Ада четко обозначила границу, и я не хотел ее переступать. То есть кого я обманываю? Еще как хотел! Но только если этого захочет она сама.

Наш поцелуй крутился у меня в мозгу, словно запись на повторе. При каждой встрече вспоминал, как плавилась Ада у меня в руках, как ее тело отзывалось на мои прикосновения.

Как она укусила меня за нижнюю губу. Как застонала прямо мне в губы, когда я прижал ее руки к стене над головой.

Мать-перемать, да что со мной творится?!