События исторического вечера завершились в дверях опочивальни короля Джона.

Когда Джон уже открывал эти самые двери, чтоб отправиться спать, сзади раздался смиренный голос крайне утомлённого человека:

– Великий король Джанака! Я целый день таскаю за тобой эту, мягко говоря, благословенную крынку молока! Я устал и ни фига уже не соображаю! Скажи мне: ты, случайно, не помнишь, зачем я это делаю?

Король наморщил лоб, силясь вспомнить, кто перед ним и что ему нужно. Реноме обязывало его дать достойный ответ. Так и не вспомнив ничего, Всеведущий Джон произнёс многозначительно:

– Ты таскаешь целый день крынку с молоком?!

– Да, король! Нарада уже задолбался до крайности, а ты так и не ответил Нараде.

– Что ж, настало время ответа, – не торопясь и следуя совету дочки тянуть время, проговорил Джон. – Скажи мне, что ты видел сегодня?

– Грешно смеяться над мудрецами, Всеведущий Джанака! Ничего, кроме этой крынки, я не видел!

– Ты не видел роскошного приёма в моём дворце?

– Нет, Видеха Джанака!

– И сватовства моей дочери ты не видел?

– Говорю тебе: ничего я не видел, кроме этой, столь полюбившейся мне за минувший день, крынки молока! Понял, твоё королевское величество?!

Тут Джона осенило, и он сказал:

– Вот так и я ничего не вижу. Просто всё время слежу за своим вниманием, чтоб не расплескать его, как молоко.

– И на чём ты держишь внимание, великий король?

– На Боге, Нарада. На Боге! – сказал напоследок Джон и закрыл дверь.

Мудрец из леса выпучил от радостного изумления глаза, прокричал:

– Гениально! – выпил молоко и поспешил в лес, чтобы поделиться новыми знаниями с волхвами, отшельниками, ришами и мунями.

11. Если с другом вышел в путь…

– Куда ты собираешься, муж мой возлюбленный? – спросила Света, подняв с пола рюкзак, уроненный Ромой.

– Да вот, в поход решил сходить. В лес.

– Далеко? Надолго? – ненавязчиво поинтересовалась жена, выворачивая рюкзак наизнанку.

Из вывернутого рюкзака на пол высыпались: кусок кристаллической соли размером с кулак, кремень да кресало. И ещё – шмат белой ароматизированной глины, с которой поутру умываться – одно удовольствие.

– Грибов, говорят, в нынешнем году – тьма. И это ещё слабо сказано! А ягод по количеству штук на квадратную сажень – и того больше, – уклончиво произнёс Роман.

Света положила рюкзак на двуспальную супружескую кровать. Внимательно посмотрела в глаза мужа и произнесла:

– Ну-ка, Ромик, выкладывай всю правду, как есть. Сердце женщины не обманешь. Женщина всё печёнкой чует.

Ромка и выложил. Всё. Светуля отнеслась к его рассказу спокойно, потом достала из комода и свой рюкзак и произнесла:

– Не мог бы ты сходить в дворцовый буфет и купить у князя Меншикова фисташек или на худой конец семечек?

– Для тебя хоть тыквенных! Я сейчас – мухой слетаю! – просиял Рома и выбежал, ища по карманам мелочь.

– Лучше уж комаром, мой королевич! – сказывают, эта светулина фраза была услышана прапрабабкой сказительницы народной Арины Родионовны и имела длинное поэтическое развитие.

Света с улыбкой посмотрела, как за выбежавшим мужем закрывается дверь комнаты, и рассудительно произнесла:

– Ну, а я пока манатки соберу. Благо, приданого кот наплакал!

Споро да весело меча вещички в рюкзаки, Светлана приговаривала:

– Так что, приходится рвать когти, как говорит наш шеф Михайло Иваныч! – так она поминала добрым словом волхва Долговязого Мишку.

Ромка из буфета вернулся не один. Следом за ним в комнату ввалились Лёха и его благоверная Люська. У обоих за плечами висели анатомические походные рюкзаки. А у Люси в руках красовался детский сачок для ловли бабочек, который чудесно дополняли две девчоночьи косички с большими белыми бантами, которые обычно мамы вплетают дочкам, когда ведут их первый раз в первый класс. Макияж Людмилы органично дополняла красная косынка, повязанная на шее лёхиной супруги на манер пионерского галстука. Впоследствии эта мода была заимствована у Люсеньки неисчислимыми внучатами Ильича и многочисленными детишками Отца Народов, людоведа и душелюба по жизни и в натуре.