– Теперь бы еще увидеть само испытание.

– Ну, это запросто, – заметил Хартмут и через заднюю дверь вошел в центр управления. Вскоре он вернулся, улыбаясь. – Нам повезло. Заканчивается топливная заправка, испытание должно начаться через пятнадцать минут. Без специального допуска нельзя войти в диспетчерскую, но начальство ИС-1 подготовило для нас места. Нужно поторапливаться.

Мы вошли в туннель рядом с центром управления и торопливо прошагали обратно на ИС-1. Там мы поднялись на двенадцатиметровую платформу, откуда беспрепятственно открывалась панорама ИС-7.

Нас окружали красоты, от которых захватывало дух. Природа резко контрастировала с рукотворным чудом напротив нас. Справа было Балтийское море, спокойное и искрящееся в теплых лучах июльского солнца. Ленивые волны ласкали жемчужно-белый песок на пляже, а далеко внизу по береговой линии мягко раскачивался толстый камыш. Ветерок дул с реки Пене в сторону материка. Густой лес на острове сливался с лесными зарослями материка, уходя далеко за горизонт на западе. То тут, то там попадались уединенно стоящие строения – здания «За вод-Запад» люфтваффе, шпиль собора маленького городка Вольгаст на материке. Пока я наблюдал за природой, спустился самолет и скрылся за деревьями, окружающими аэропорт на «Завод-Запад».

Рядом с земляным валом ИС-7, отделенная от него узкой полосой деревьев, лежала в сторону моря большая спрофилированная территория. На ней стояла только конструкция Vidal-Wagen – видальваген (младшего брата майлервагена). Этой территорией был испытательный стенд № 10, изначально предназначенный для запуска ракет после их усовершенствования.

За ИС-10 находилась северная оконечность острова Узедом, а далее – море. По словам Хартмута, в ясные дни можно увидеть островок Ойе, где прежде испытывались ракеты А-5 – уменьшенная версия А-4. В такие дни удается увидеть даже белые скалы далекого острова Рюген.

Я сосредоточил внимание на ИС-7, где случайные крики рабочих и вой двигателя платформы смешивались с непонятными фразами из системы громкоговорящей связи. Те, кто готовил ракету к запуску, постепенно, словно под действием невидимой силы, исчезали в центре управления. И вот с площадки убежал последний человек, махнув рукой человеку у перископа – «все в норме».

И внезапно ИС-7 превратился в молчаливую пустыню. Только тонкая, закручивающаяся струйка пара, выходящая из-под консоли стабилизатора, свидетельствовала о том, что время не остановилось. Секунды тянулись, как минуты. Все замерло. Затем мое внимание привлек ястреб, лениво парящий над деревьями. Я бессознательно следил за его изящным полетом.

Неожиданно тишину прорезал вой сирены. Через мгновение она смолкла.

– Началось, – прошептал Хартмут.

Струя пара уменьшилась, затем исчезла. Я услышал слабый свист сжатого газа.

– Идет предварительный наддув бака жидким кислородом, – объяснил Хартмут.

Шипение несколько раз то прекращалось, то возобновлялось. Через секунду у хвостового отсека ракеты вспыхнуло яркое пламя.

– Зажигание!

Хартмут едва успел произнести это слово, как послышался двойной резкий щелчок. В тот же миг из хвоста ракеты вырвалось оранжевое пламя, несколько секунд извиваясь и пульсируя, словно живое существо. Затем пламя стабилизировалось и стало вертикальным. Я услышал негромкий рокочущий звук.

– Предварительная ступень… Теперь смотри!

Внезапно пламя стало ярко-желтым и вырвалось в пламеотводящий канал. Затем оно приобрело ромбовидную форму. Выхлопные газы, смешавшись с водяным паром из подтекающих труб системы охлаждения, резко вздыбились над пламеотводящим каналом. Невероятный шум давил на мои ушные перепонки и грудь. Сначала рев был устойчивым, потом стал прерывистым, а облака дыма и пара стали пульсировать в определенном ритме.