– Готово. Заводи, поехали. Давай! – скомандовал паренёк.
Обе машины взвыли моторами. ПАЗ закрутил четырьмя колёсами по осклизлой дороге, выпустил облако синего дыма и легко вытянул чёрную «Волгу» из глубокой, грязной колдобины. Водитель выпрыгнул на дорогу, снял трос, подошёл к пареньку.
– Спасибо. Дальше своим ходом, – сложил испачканную ладонь лодочкой, протянул руку.
– Колосков Дмитрий.
– Алексей Корнеев, – почему-то смущённо ответил паренёк. – Ну, пока. Авось ещё встретимся, мир невелик.
– Будь здоров.
Автобус уехал. Дмитрий постоял немного и решительно направился к своей «Волге».
Ключ
Лето в этом году выдалось жарким, безоблачным. Июнь заявил о себе сразу: подошли травы, потянулись хлеба, деревья оделись листвой. Знойный июль ещё не наступил, а всем уже хотелось дождя, прохлады, одним словом, защиты от немилосердного, плавящегося над головой солнца. «Ещё три-четыре дня такой жаркой атаки – и трава обратится в пепел», – говорили на косовице люди и косили поникшую, обманутую солнцем зелень. На берёзах появились жёлтые листочки и, когда шалый ветер проверял их на прочность, они обречённо отпускали ветви, улетая в первый и последний полёт до земли.
А в городе прочно поселилась духота, пахло гудроном, на раскалённом асфальте отпечатались сотни каблучков. Перед бочками с квасом и пивом выстраивались длинные очереди. Ехать «в час пик» городским транспортом было невыносимо.
Лёня Корнеев задержался в дверях университета, раздумывая, идти ли ему на троллейбус или пройтись, как всегда, пешком по набережной.
– Корнеев, – вдруг услышал он голос декана. Юрий Павлович, немолодой седеющий мужчина, стоял на ступеньках, наклонившись вперёд, сквозь толстые стёкла очков рассматри
вая Алексея, словно сомневаясь он ли это. – Корнеев, это ты? Иди-ка сюда, – бесцеремонно позвал он.
Лёня быстро поднялся по ступенькам.
– Лёнь, дело есть на полмиллиона, – шутливо сказал декан. – Тут мой юрист изъявил желание помочь.
«Юристом» он называл своего сына Николая, который учился на юридическом факультете. Сквозь стёкла очков глаза декана казались маленькими и злыми. На самом деле он был очень добрым, к тому же с прекрасным чувством юмора.
– Вы, кажется, с ним друзья? – спросил Юрий Павлович.
– Он мне показывает приёмы самбо, – ответил Лёня.
– Ну, самбист. Сам не умеет, а уж других обучает. А вот и он.
В коридор вышел атлетического телосложения парень лет двадцати и тоже, как отец, в очках.
– Значит так, ребята. Хоть вас и мало, пожалеть бы надо, но задача такова. Деканат мы переводим в смежную комнату, а из старого кабинета надо вынести три стола и штук двадцать стульев. Вопросы есть?
Вопросов не было.
Лёня заглядывал иногда в деканат, но всякий раз думал о назначении длинной, почти от потолка и до пола широкой красной портьеры за спиной декана. Юрий Павлович теперь отодвинул её. За портьерой появилась небольшая, обитая чёрным дерматином дверь. За дверью маленькая площадка и каменная лестница, ведущая вниз. Вспыхнул свет.
– Столы и стулья снесёте вниз и налево в подвал. Я буду у себя. Как сделаете, скажете, – распорядился декан.
Столы оказались неподъёмными. Пришлось снять пиджаки. На лестнице задержались. Лёня повернул голову направо:
– Смотри, Соболев, окно.
– Там внизу тир.
– Тир? С ума сойти, ведь вход чуть ли не с противоположной стороны. Вот бы не подумал. Я, знаешь, как зайду в помещение, сразу теряю ориентировку. Вот за этой стеной понятия не имею, что там?
– Там люди идут по тротуару, а это окно выходит в коридор, где пули свистят.
– Ты любишь приключения, Соболев?
– По телевизору.
– Эх, Соболев, Соболев. Ты глянь, какие здесь стены. Вряд ли тут всегда был университет.