Марьяна осторожно вытащила куртку у меня из рук и набросила на плечи. Четырехлистники клевера скользнули по щеке, и мне захотелось по-кошачьи потереться о них лицом. Синеглазая девушка улыбнулась и кивнула:

– Тебе очень идет. И с меркой я все же угадала, славно. В наших краях осень подчас не теплее зимы бывает. А если знахарка сама сляжет с простудой, кто же будет других лечить?

– Благодарю, – хрипло выдохнула я, не решаясь тронуть красивейшую вещь грязными руками.

Марьяна кивнула и пошла вкруг дома к калитке. Уже заворачивая за угол, она вдруг обернулась и крикнула мне, все так же стоявшей посреди огорода со сжатыми кулаками:

– Можно я еще загляну? Просто так, поболтать?

Наверно, я все еще была под впечатлением от новой куртки – ничем другим не объяснить то, что мои губы сами собой шевельнулись, а голос дал петуха, говоря:

– Заходи.

Дочка головы радостно помахала и убежала, звонко стукнув калиткой.

А я стояла и качала головой, пытаясь понять: что же витает в воздухе этой деревни, раз я разрешила кому-то приходить в гости?

* * *

Проведя целый день в делах, к вечеру я не чуяла ног. Доплелась до пахнущей свежесрубленным деревом кровати и упала на нее ничком, раскинув руки. Сил не осталось ни на что. Надо было встать и сменить грязную одежду на ночную рубаху, но коварный голосок внутри нашептывал, что иногда можно и закрыть глаза на чистоту.

Наверно, он все же добился своего. Потому что стук в дверь вырвал меня из тревожного мутного сна, к счастью, еще не успевшего стать кошмаром. Я кубарем скатилась с кровати и зажгла свечу. Ноги коснулись холодного пола, и я крупно вздрогнула, беззвучно костеря ночных визитеров. Стук не прекращался, до боли напомнив последнюю ночь в Полесье, но я отогнала непрошеные воспоминания и побежала открывать.

Стучали сильно, тревожно, и, прислушавшись, я различила голос Совия. Распахнув дверь, столкнулась с Лисом нос к носу и уже открыла рот, чтобы спросить, какого блазеня ему понадобилось, как из-за его спины выглянул незнакомый парень. На вид – помладше Лиса, худой, с умными, но грустными глазами. Парнишка мял в руках шапку, пламя свечи падало на белое то ли от страха, то ли от переживаний лицо.

– Помощь твоя нужна, – не здороваясь, начал Совий.

– Понятно, что не на свидание пришел позвать, – я фыркнула и открыла дверь пошире. – Заходите и рассказывайте, пока собираюсь.

– Я к ней не пойду, – незнакомец отшатнулся, но тут же замялся и посмотрел виновато. – Батя не велел…

– А я на пороге слушать не буду, холодно. К тому же время тратить на беготню туда-сюда после каждого твоего слова? Уволь. Я еще не настолько проснулась.

Я натянула расхристанное после сна платье на плечи, собрала волосы в пучок, развернулась и пошла к полкам со снадобьями.

Совий втолкнул товарища в избу – уж не знаю, словом или дружеской зуботычиной, – и теперь парнишка переминался с ноги на ногу, испуганно стреляя глазами по сторонам. Я тоже украдкой осмотрелась, наслаждаясь видом. Впрочем, гостю он, верно, пришелся не по душе, лицо его так и осталось бледным. Я беззастенчиво отодвинула Совия с дороги и сунула его чахоточному приятелю под нос пузырек с едким зельем – купец, у которого я его нашла, сказал, что называется оно нашатырь. После того как гость прочихался и поименно вспомнил всех богов, начиная с Вельнаса[11], я взяла корзину, где уже лежали инструменты, и грозно вопросила:

– Ну?!

– Его отца укусил нетопырь. В шею, вот тут.

– На себе не показывай, – суеверно прикрикнула на Лиса. Белобрысым ураганом пронеслась по комнатке, собирая необходимые травы. Приятель Совия, услышав мои слова, замахал рукой возле шеи и сплюнул через левое плечо.