Сел на нижнюю. Поставил рядом с собой автомат. Зевнул.
Тунгус уселся напротив. Было видно, что он возбуждён и весел.
– Что, обстрела не было? – спросил Сергей, приходя в себя.
– Сегодня нет, – ответил Тунгус. – Зато у этих там что-то произошло. – Тунгус кивнул в сторону противника.
– Что? – насторожился Сергей.
– Нет их никого, – улыбнулся Тунгус.
– Как это нет?
– А так. То ли их покосил всех кто-то. То ли сами ушли. Пока непонятно. Разведка разбирается. Оружия там брошенного немеряно. Ребята шутят, что драпанули они до самых Карпат. – Тунгус засмеялся. – А ещё разведчики на той стороне какого-то чела встретили. На коне. Говорят, Князь его звать. Ты не слыхал такой позывной?
Сергей поднял глаза на Тунгуса. Потом опустил в землю и как бы сказал про себя:
– Владимир…
– Какой Владимир? – удивился Тунгус. – Серёга, ты чего, не проснулся, что ли?
Сергей резко встал и вышел в траншею.
Было свежо. Раннее утро.
Он высунулся и стал вглядываться в туман, который уже сильно рассеивался.
Он представил себе всадника. И теперь отчётливо помнил, что на том были шлем и кольчуга. Он был в красном плаще. И меч на поясе.
Потом вспомнил солдата, которому дал закурить. И понял, что это был его дед.
Точь-в-точь, как на той фотографии, которую разглядывал с детства.
Сергей глубоко дышал весенним утренним воздухом. И бесстрашно вглядывался туда, где рассеивался туман. Туда, где враги.
За линию соприкосновения.
За линию фронта.
Он отчётливо понял, что увидит жену.
Он вернётся.
И на шахту вернётся.
– Скоро всё кончится, – сказал он вслух, выдыхая холодный воздух. – Скоро всё кончится…
Было очень тихо.
Туман окончательно рассеялся.
07.04.2021
Мой друг Слава Щукин
– Вся стена в фотографиях Гребенщикова! – сказал я, заходя в комнату.
– Везде Боб! – констатировал Андрюха.
– И там Боб. И там. Ну ваще, Славик! – я посмотрел на Славку и широко улыбнулся.
– И там в углу – ма-а-аленький Бобик, – заключил Андрюха, и мы все весело расхохотались друг над другом.
Славик, пытаясь сохранить серьёзность, насупившись, сказал с напускной обидой:
– Это не бобик. Это Борис Борисович!
Мы любили пошутить над Славкой. Он не обижался. И отвечал нам тем же.
Мы пришли к Славику домой.
Шёл 1989 год.
Мы, трое, только поступили в электротехнический институт. И только познакомились. Специальность – физическая электроника.
Чистая наука, как говорил мой брат, который закончил этот вуз точно по этой же специальности.
Я спрашивал: почему?
А он отвечал: «Потому, что ты никогда не увидишь и не потрогаешь те вещи, которые вы будете изучать. Как там этот электрон летает и вокруг чего он летает? Чистая теория!»
Говорил он это, конечно, с иронией.
Мы, все трое, новоиспечённые студенты, почему-то сразу сблизились. Сблизились так, как могут только люди в восемнадцать лет. Без корысти. Без оценок друг друга. Без каких-то характеристик.
Мы сразу стали какой-то отдельной троицей на курсе. Андрюха. Славик. И я.
Мы не расставались после лекций. Нам было интересно и весело вместе.
Мы всегда находили, куда пойти и чем заняться.
Вместе.
Мы дружили.
Как три мушкетёра.
И нам это нравилось.
Мы были счастливы. Хоть тогда этого и не знали.
И вообще не знали, что можно быть счастливым и несчастливым.
То есть нам казалось, что мы знаем. И ко всему готовы. Как могут быть в этом уверены люди только в восемнадцать лет.
Просто в этот раз мы пришли к Славке домой.
Не помню, может, это был первый раз, может, нет.
Память сохранила именно этот фрагмент.
Эту квартиру.
Славкину комнату.
Стену, увешанную разнообразными фотографиями Гребенщикова. Напечатанными на фотобумаге.
Тогда ещё не было всей этой техники для воспроизводства изображений. Поэтому каждая фотография была отпечатана отдельно. С негатива. Так, как будто обладатель фотографировал сам.