– Да что за проблема – деньги, главное, чтобы разрешил! – махнула рукой Маришка.

Но я напряглась. Знала, что с финансами у папы плохо. Он не возражал против путешествия, но я почувствовала, что папа замялся, когда узнал сумму. Но еще не успела расстроиться, как услышала:

– Конечно, поезжай. Это был трудный год, и ты должна отдохнуть.

Мы с Маришкой запрыгали от восторга и сразу же отправились на вокзал покупать билеты. Взяли плацкарт, верхние полки, и отправили телеграмму хозяйке комнаты.

Через неделю отбыли на Черное море. Знакомая встретила равнодушно: получила конверт и забыла про нас. Мы оказались предоставлены сами себе. Комната, которую снимали, находилась в поселке, примыкающем к военному санаторию.

Через дырку в заборе несколько дней подряд мы проникали в этот закрытый рай для избранных. У моря под навесом стояли лежаки. Они были пронумерованы. Мы заняли пару, но пришли два мужичка-старичка и сказали, впрочем, весьма вежливо, что это их места. Они строили глазки, но мы спорхнули, как птички, и пересели на свободные места. Меня поразило, что за лежаками на стойке стоял самовар, где были чашки, чай, пряники и баранки для отдыхающих. Ни о каком «всё включено» тогда я и не слышала, и эта накрытая поляна произвела впечатление. Рядом был еще и стол для пинг-понга. Мы с Маришкой пили чай и ели пряники, это был наш обед. Конечно, мы привлекали внимание, но замечаний нам никто не делал.

На соседних лежаках сидели две отдыхающие с сыновьями нашего возраста. Я наблюдала с широко открытыми от изумления глазами, как мамаши руководят великовозрастными дитятями, и была в полном шоке:

– Эдик, пора искупаться! Теперь переодень плавки! Вытрись полотенцем! Простудишься!

– Олежик! Выпей чай! Поиграй в пинг-понг! Надень панаму! – слышалось каждые пять минут, и половозрелые младенцы вяло выполняли указания.

Мы с Маришкой переглянулись.

– Вот генеральские сыночки, завидные женихи, надо бы познакомиться, – прошептала она и приняла эффектную позу.

Но мне эти юноши показались противными. Избалованные, заносчивые и инфантильные до глупости, ни Эдик, ни Олежек меня не привлекали совершенно. Даже Склянкин на их фоне казался эталоном зрелости и самостоятельности.

Но отдых «для избранных» продлился недолго. Теперь я не сомневаюсь, что именно генеральские жены нас и сдали, острым нюхом почувствовав социально чуждый элемент и потенциальную опасность для их ненаглядных отпрысков. Уже на следующий день к нам подошел неприметный мужичонка в синих шортах и белой футболке, как у всех, и спросил номер нашей комнаты. Сам был приторно вежлив, но взгляд имел цепкий и жесткий. Мы сделали вид, что забыли, и потихоньку смотались через дыру в заборе. А назавтра обнаружили, что ее накрепко забили. После этого мы ходили на дикий пляж, без пряников.

В конце отдыха мы купили экскурсию в Никитский ботанический сад и там сфотографировались. До сих пор у меня хранится эта милая фотография двух загорелых девчонок в льняных сарафанчиках.

Маришкина мама была права, когда согласилась отпустить нас вместе. При расставании она торжественно произнесла, проникновенно глядя мне в глаза:

– Юля! Доверяю тебе свою дочь и не сомневаюсь, что рядом с тобой с ней ничего не случится!

Я удивилась такой уверенности, но, как теперь понимаю, она была отличным психологом, видевшим меня насквозь. Маришкина мама чутко уловила эту грань взросления, которую я недавно переступила. А еще прекрасно знала, как со мной разговаривать. Если бы она нам что-нибудь запретила или прочитала нудные нотации, возможно, я стремилась бы нарушить глупые запреты, но теперь, чтобы не разочаровать ее, была начеку и защищала подругу, неосознанно пытаясь оправдать доверие ее матери.