ни называли. (Здесь для удобства я использую слово Бог.) Некоторые полностью отождествляют Агапе с необусловленной любовью, которая в своей идеальной форме на 100 % свободна от суждений, ожиданий и оговорок. Более того, поскольку такая любовь не опирается ни на какие предварительные условия, вы не можете перестать любить или вдруг начать любить человека меньше – что бы ни произошло и насколько бы недостойным ни казался со стороны объект вашей любви. Здесь либо все, либо ничего. Необусловленная любовь не может быть частичной или избирательной.

Хотя все это верно в отношении Божественной Любви, о которой я буду говорить чуть ниже, но при такой бескомпромиссной трактовке Агапе применительно к человеческим взаимоотношениям мы на практике исключаем возможность того, что ее когда-либо испытают реальные люди (кроме Иисуса и Будды, разве что). В своем нынешнем состоянии сознания мы совершенно не способны на необусловленную любовь в этой ее чистейшей форме. Наша любовь всегда чем-нибудь да обусловлена – она зависит от того, остается ли объект нашего чувства «достойным любви». Много ли вы знаете людей, которые могли бы сказать, что они по-настоящему любят Гитлера, Сталина или серийного убийцу Джефри Дамера? Вероятно, наиболее близка к необусловленной любви материнская любовь, но и она тоже обусловлена в глубине сердца. Я предпочитаю использовать термин Агапе в его изначальном смысле – как глубочайшую заботу о человеке, настолько глубокую, что ее вполне можно назвать «настоящей любовью» и считать настолько близкой к необусловленной любви, насколько это возможно для человека. Возможно, больше всего приближаются к необусловленной любви буддисты в своем описании любви как сострадания.

Любовь как сострадание (буддистское определение). Сострадание в его наивысшей форме имеет место тогда, когда через свою способность сострадать людям мы начинаем сливаться с ними, как если бы никакого разделения между нами не было. Ты становишься един с другим человеком – чувствуешь его боль и его радость как свои собственные и желаешь исполнения его желаний так же страстно, как он сам.

Когда тебе удается полностью пребывать с человеком в его страдании, делая все, что в твоих силах, чтобы ослабить боль, но не позволять ей овладеть тобою настолько, что ты уже не способен видеть руку Бога за ситуацией, – это и есть подлинное сострадание. Чтобы пережить его, нам требуется обретаемая при помощи Радикального Прощения способность видеть, что Божественная Любовь пребывает повсюду и никто не забыт.

2. Эрос. Для этой разновидности любви характерно сексуальное влечение и желание. Это романтическая любовь, когда человек объят страстью и чувственным желанием и стремится к эмоциональному единению с возлюбленной (или возлюбленным). Кроме того, влюбленный глубоко впечатлен внутренней и внешней красотой объекта своей любви. В этом смысле мы не можем сказать, что эрос движим одной только страстью. Он может вести человека в направлении, где он сумеет обрести духовную истину через эротическую связь и в конечном счете осознает, что через него протекает Божественная Любовь. Когда такое происходит, Агапе и эрос сливаются воедино.

Ниже я процитирую папу Бенедикта XVI. В своей первой энциклике Deus Caritas Est, что в переводе с латыни означает «Бог есть Любовь», он очень удачно проиллюстрировал слияние этих двух форм любви. Одна поднимается снизу, а другая нисходит сверху, и в какой-то точке они соединяются в реальности Божественной Любви.

«…Эрос и Агапе – любовь восходящую и нисходящую – невозможно полностью отделить друг от друга. И чем в большей степени они обе в своих различных аспектах обретают единство в общей реальности любви, тем больше реализуется подлинная природа любви как таковой.