При последних словах красавица разрыдалась пуще прежнего.

– Ох, перестань же плакать! – совсем растерялся названый брат. – Дело вовсе не в тебе. Глупо ожидать встретить под мундиром военного глубокое чувство. Люди грубые, как правило, по природе не способны к нему. Однако не все мужчины таковы. Когда выйдешь из темницы и снова станешь свободной, обязательно встретишь человека, который оценит по достоинству твою тонкую душу и хрупкое сострадательное сердце…

– Нет-нет! – запальчиво перебила Рада, пытаясь унять всхлипы. – Если мой Гожо не любит меня, к чему мне жизнь?.. Пусть уж меня поскорее утопят. Уверена, это не так больно, как твои слова!.. К тому же, если, как ты говоришь, Гожо не придёт, у меня и выбора не остаётся…

– Но, как я понял со слов мэтра Михеля, тебя можно спасти?.. – визитёр аккуратно перешёл к интересующей его теме.

– Ах, Пэтро, если бы ты знал, что он просит за помощь… – трепещущим голосом тихо произнесла узница, вспыхивая.

– Думаю, я догадываюсь. Зная учителя, сам бы не поверил этому предположению, однако… Сколько же глупостей совершается в мире по вине женщин иногда даже самыми рассудительными из мужчин. И всё же будет лучше, если ты подтвердишь или опровергнешь мою догадку.

– Он… Он хочет взамен мою невинность, – едва слышно прошептала Рада, сгорая от стыда. – Я должна буду провести с ним две ночи. Грязный, похотливый церковник!..

Голос вновь задрожал – теперь уже от негодования.

– Две ночи, а после ты будешь свободна? Всего-то?! – беспечно воскликнул музыкант. – Только представь, ты вновь сможешь танцевать и петь на улицах Старой Рутны, вернёшься в каморку на улице Мэлало, где полон дом знакомых, к старому Баро, который так соскучился, ко всему, что тебе дорого! Мы снова заживём в нашей уютной маленькой комнатке. Но это, конечно, временно. Вот увидишь, однажды я стану знаменитым музыкантом и подарю тебе настоящий дворец!..

– Но, Пэтро, я не смогу, – тихо проговорила малютка. – Как я могу добровольно отдаться святоше, когда он не внушает мне ничего, кроме отвращения и ужаса?!

– А ты закрой глаза и представь на его месте Гожо, – посоветовал брат. – Прости, но, как по мне, если в тёмной комнате с мэтра Буша снять сутану, а с красавчика-офицера – штаны, едва ли разница окажется существенной…

– Что ты такое говоришь!.. – вскричала рассерженная Рада. – Нет-нет, никогда!

– Златоокая моя красавица, поверь, когда петля начнёт сжиматься на шее, когда каменная глыба неотвратимо потянет на дно, а лёгкие наполнятся водой и вспыхнут нестерпимой болью, ты так сильно захочешь жить, что будешь готова отдаться хоть самому духу зла, если это спасёт тебя. Но тогда, по моему разумению, будет слишком поздно. К тому же, возможно, суровый председатель церковного суда в конечном счёте окажется не настолько ужасен, как ты себе воображаешь.

– Всё равно я не смогу, Пэтро, – прекрасная узница печально покачала заплаканным личиком. – Пустой разговор. Я обречена.

– Но подумай, – собеседник решил идти до конца, даже если придётся быть безжалостным, – ведь ты сейчас в любом случае во власти мэтра Буша! И, если он только пожелает, может похитить твою целомудренность в любой момент, ничего не предлагая взамен. Тебя обесчестят, будто уличную девку, и в итоге всё равно отправят на казнь! Не разумнее ли уступить требованиям настоятеля, не таким уж, к слову, непомерным?

– Знаю-знаю!.. О, всё это так несправедливо! Он уже пытался овладеть мной… Пэтро, я так беспомощна!

– Бедная… Канарейка в лапах изголодавшегося чёрного кота… Слушай! – в конце концов музыкант решил прибегнуть к последнему аргументу. – Ты должна согласиться на все условия. Не перебивай!.. Я предупрежу об этом уговоре Баро. Приёмный отец нежно любит тебя и наверняка попытается вырвать из рук священника. Сказать по правде, сразу же после суда он сообщил мне о намерении поднять весь сброд нашего квартала и отбить тебя у стражи по пути к месту казни. Вот только Баро боится, что в холодной сырой темнице без горячей пищи и чистой воды до весны ты можешь не дожить, поэтому стоит попытаться вырваться отсюда как можно раньше. Возможно, даже не придётся расплачиваться за услугу мэтра Михеля. Ну, красавица, не правда ли, твой братец блестяще всё придумал?