4. Таким образом, мы можем назвать познаваемую и познающую часть интеллекта двумя противоположными полюсами интеллекта: активным и пассивным интеллектом. Тогда мышление человека, позволяющее ему «видеть» законы природы – это активный интеллект, а сами законы природы будут пассивным интеллектом, объективной реальностью. Вместе активный и пассивный интеллект будут составлять единую субстанцию интеллекта, некое целое или «единое» как говорили древнегреческие метафизики.

5. Вот почему мы, вопреки всем утверждениям самых известных материалистов (Ленин) и эмпириков (Конт) можем утверждать, что Метафизика или иначе идеализм не только не противоречат науке и познанию, как способности видеть и постигать объективную действительность, но напротив являются единственным средством и методом для этого. Если не предположить такой метафизики в основе космоса, таких двух полюсов интеллекта, составляющих существо познания, то мы никогда не сможем подняться выше субъективизма, догматизма и скептицизма материалистов и эмпириков.

6. Единое древних греков начиналось с пифагорейской философии, которой затем развили элеаты (Парменид, Зенон, Анаксагор). С Пифагора начинается концепция интеллекта как метафизики единого, положенного в существо мироздания. Мир Идей Платона стал органичным развитием метафизики интеллекта Пифагора и Парменида. В Новое время рационализм развивали Декарт, Спиноза и Лейбниц. И хотя Бэкона, Беркли и Локка принято относить к эмпирикам, мы увидим, что они также разделяли метафизику интеллекта рационалистов. В современной науке самым выдающимся рационалистом был несомненно Альберт Эйнштейн.

2. СУБЪЕКТИВНОЕ ОТРАЖЕНИЕ, МАТЕРИАЛИЗМ,

ИНТЕЛЛЕКТ КАК СЛУЖАНКА

1. Теперь посмотрим, какие выводы относительно объективной реальности и теории познания мы можем сделать из философии материализма, признающего первичность материи в отношении к интеллекту.

Эти выводы со всей очевидностью сформулированы в теории современного скептицизма и субъективизма – у Юма и Канта.

Действительно, если не признавать первичность интеллекта в виде некой идеальной интеллектуальной основы бытия, в виде метафизики интеллекта, являющейся формой материи, в виде заложенного этой метафизикой детерминизма законов движения материи, то человек и его интеллект предстают только равными среди равных других частей природы. Интеллект человека уже не составная часть космического интеллекта, способная видеть и познавать его законы, уже не ключ к замку интеллектуальной формы вселенной, а всего лишь субъективный мир человека. То есть его интеллект – это его странности и особенности, так же как весь прочий мир имеет свои особенности и свои странности. Одна вещь отражает другую вещь, получает ощущения и чувства, но они обе ничего не знают о сущности друг друга. Они не способны к «познанию», а только к субъективному отражению, то есть интерпретации одной вещи в особенностях восприятия другой вещи.

Таким образом, отказ от рационалистической метафизики логично ведет к отказу от познания, к субъективизму и скептицизму.

Разрушая рационалистический фундамент метафизики, то есть интеллект как форму мироздания, эмпирики вместе с дедукцией (интуитивной и дискурсивной) уничтожают и индукцию. Это очевидно, поскольку индукция есть способ познания законов природы путем обобщения и анализа опытного материла. А если мы более не признаем этих законов, то и утверждать, что вывели всеобщий закон, а не временную регулярность никак не можем. Поэтому и Юму и Канту осталось только сказать, что мы не открываем законы природы, а приписываем их ей. Юм говорил о привычке, в силу которой люди просто по инерции считают что наблюдаемые регулярности вечны и необходимы, а Кант о субъективном разуме, который придумывает законы для природы. Так или иначе, но эмпирики, признав опыт первичным, отказавшись от врожденных идей как неразрывной связи человеческого разума с мировым интеллектом, вынуждены были сделать и соответствующие выводы – о непознаваемой сущности внешнего мира, об отражении вместо познания, об явлении как образе вещи, чья сущность нам недоступна, об отсутствии законов природы, наконец.