– Проверим, кто ты на самом деле? – мурлыкнул он, задев плёткой сосок сильнее.

Теперь его голос не звучал равнодушно или холодно, в нём появились низкие, бархатистые нотки. О, да, он предвкушал удовольствие. А тёмная сущность внутри меня облизнулась в ожидании, послала в низ живота волну истомы, и там всё сжалось в болезненном спазме. Я снова возбудилась, и как быстро! И ведь меня даже не приласкали, и не собирались. Меня ожидала боль, а не страсть, но заводило знание, что кто-то рядом будет получать от этого наслаждение… Кто-то, к кому тянуло со страшной силой, вопреки всему.

Я даже не услышала, как Охотник отошёл, и не успела приготовиться. Лишь уловила свист воздуха, и в следующий момент мою попку обжёг удар. Сильный, с оттяжкой, без всякой жалости и намёка на игру. С моих губ сорвался судорожный вздох, я вытянулась, ослеплённая вспышкой боли. Она растеклась по коже, пощипывая и покусывая, словно на ней разлили масло и подожгли, и я опомниться не успела, как сверху лёг второй удар, накрест, на обе ягодицы. О-о-о, дьявол, как больно!.. Тело дёрнулось в бессознательной попытке отстраниться, я тихо вскрикнула, стиснув пальцы и ощущая, как кожаные наручники врезались в запястья. Ушей коснулся шумный вздох, до меня долетела волна радостного возбуждения – Охотнику нравилось то, что он делал. И ему нравилась моя реакция. Широкая ладонь легла на пострадавшую попку, и я зашипела – прикосновение обожгло, усиливая неприятные ощущения.

– Надо же, розовеет, – задумчиво пробормотал Охотник, и его пальцы сильно сжали ягодицу, вырвав у меня очередной вскрик. – Я плохо тебя слышу, маленькая дрянь. Ты совсем не раскаиваешься в том, что совершила, да?

Снова удар, на сей раз – по спине. Боль резанула острым лезвием, рассыпалась по коже горячими искрами, и я всхлипнула, не в силах унять дрожь. На глазах выступили слёзы, сердце рвалось из груди, а между ног полыхал пожар, и там всё тянуло и пульсировало. Я хотела, чтобы Охотник продолжил. Хотела, чтобы прикоснулся там, к набухшему бугорку. Пусть даже сделал снова больно – в сокровенном местечке. Я ощущала его тёмное наслаждение так близко и одновременно недостижимо далеко, и могла только жадно вдыхать аромат, не смея даже думать о том, чтобы попробовать… Мне никто не разрешал, а злить его больше, чем сейчас, или тем более прерывать происходившее желания не было никакого. Да, изысканная и жестокая пытка, показать мне, чего я лишена, и заставлять вожделеть, не имея возможности добраться. Оставалось только… упиваться собственной болью и возбуждением, и робко надеяться, что смогу кончить без дополнительных ласк… Если Охотник будет особенно усерден в своём стремлении наказать меня.

– Громче, я сказал! Кричи! – рыкнул мой хозяин, свист воздуха и – удар, сильный хлёсткий, обжигающий.

Это было безумие. Горячее, неправильное, но такое упоительное… Я кричала, да. Извивалась в наручниках, делая ещё больнее, вздрагивала от каждого нового удара, чувствовала, как вспухает кожа на спине и попке, и, кажется, по ней всё-таки потекло что-то тёплое … Перед глазами всё плыло, эмоции смешались – мои, его, наслаждение, вожделение, злость, боль, и ещё много чего. Когда неожиданно удары прекратились, я сначала даже не поняла, что случилось. Попыталась проморгаться, слизывая с губ солёные слёзы и чувствуя во рту сладковатый привкус собственной крови – это я так губы искусала?.. А потом по моей израненной спине медленно провели пальцем, и я беспомощно застонала, ощутив очередную вспышку боли.

– Надо же, и правда, серебристая, – послышался низкий, тягучий голос Охотника, и в следующий момент он прижался ко мне сбоку, чтобы не испачкаться.