Он обернулся и увидел, как из новенькой коляски, запряженной парой прекрасных лошадей, вышла молодая дама, одетая самым роскошным образом и сделала ему знак подойти к ней.

Андре напряг свою память…

– Мадемуазель Роза, если не ошибаюсь?

– Скажите лучше, мадемуазель Зора де Шантемиль, – услышал он мужской голос над самым ухом.

Андре обернулся и чуть не столкнулся нос к носу с господином, который только что отдавал какие-то приказания кучеру.

– Извините, – проговорил он очень удивленный и отступил на два шага.

– Да, милостивый государь, – продолжал господин, по виду очень смешной и недалекий. – Шантемиль – поместье, которое я ей подарю на следующий же день по смерти моего папа!

Андре чуть не прыснул со смеху, до того забавна была фигура господина, заговорившего с ним. Черты этого лица можно было определить одним словом: «гусь», что же касается его туалета, то это был гибрид шута и попугая.

Тото-Шупен, передавая его приметы Тантену, забыл почему-то столь выдающееся свойство.

– Мое имя не имеет значения, – продолжал между тем господин, – поехали лучше к нам обедать!

И, не дожидаясь согласия со стороны Андре, Роза живо схватила его за руку и втолкнула в дверцу шикарного экипажа.

– А ведь она добра, как вы считаете, а? – заговорил опять чудак в красных перчатках, – я, по крайней мере, так ее понимаю. Видно, делать нечего: друзья наших друзей – наши друзья! Пойдемте, я должен исполнить ее желание! О, мы приехали!

– Да-да! Я этого хочу, хочу! – повторяла Роза, направляясь к дому и таща за руку Андре.

Он подумал, что ему не помешает развлечься, а эта парочка обещала много интересного. В особенности этот гусь весьма занимал Андре. Он подумал еще минуту и согласился.

– Пусть будет так! Пойду, посмотрю на этого дурака. Какие фигуры лепит из него этот красивый чертенок! – подумал он про себя, но не счел нужным рекомендоваться ему.

Об этом, впрочем, позаботилась Роза.

– Господин Гастон де Ганделю! – представила она своего «гуся», дергая его за рукав, и он при этом смешно шаркнул тоненькой ножкой.

Андре едва удержался от смеха.

– А это монсеньор Андре, великий художник! – продолжала она, хватая Андре за рукав.

– Монсеньор Андре – художник? – удивился гусь, – погодите, я что-то такое слышал от папа! Не тот ли это Андре, который будет отделывать дом, построенный папа на Елисейских полях?

– Тот самый, – ответил Андре, едва сдерживая улыбку.

– В таком случае – очень приятно, очень приятно! Теперь вы совсем наш!

Радости его, казалось, не было пределов.

– Идемте же, – крикнула Роза, взбегая по лестнице, убранной цветами.

Андре уже хотел подниматься следом за ней, когда Ганделю догнал его и с самым таинственным видом зашептал на ухо:

– А? Какова? Не женщина, а восторг, – шептал он, подмигивая при этом самым вульгарным образом, – погодите, ведь в умении держать себя, правду говоря, равных себе я здесь не знаю, так что учитель у нее будет превосходный!

– Это уже заметно, – серьезнейшим тоном отвечал ему Андре.

– Да придете ли вы, наконец? – крикнула Роза, топая ножкой.

– Сию минуту, – отвечал Ганделю, поспешно взбегая по лестнице и увлекая за собой Андре.

– Твердый характер, не правда ли, – успел он еще шепнуть Андре с тем же таинственно-вульгарным видом.

Пройдя в комнату, Роза мгновенно сбросила верхнюю одежду и схватив Андре за руку, повела его по квартире, показывая ему свои апартаменты.

Бедный художник вынужден был обозревать и хвалить все это нелепое нагромождение мебели, золота, лазури, подобранное самым нелепым образом. Причем, от него требовали, чтобы он по достоинству оценил толщину и богатство тканей, стоимость всего этого бедлама и вкус, с которым он создавался.